Захар Прилепин - Чёрная обезьяна

— Ты что, тварь, это же я! — сказал мальчик со злобой и замахнулся мечом.

Зверь, даже не взвизгнув, а вскрикнув, кинулся прочь.

У порога лежала мать. Мальчик сел рядом и взял ее руку. Рука матери больше не пахла арбузом, а пахла камнем и пылью.

Он заглянул в дом и крикнул живых. Дом ответил ему пустотой.

Мальчик собрался уходить, но увидел блеснувший браслет сестры на полу, а потом и отсеченную по локоть девичью руку.

Остальную сестру он искать не стал — она никуда не ходила без своих браслетов. И на этот раз, наверняка, не ушла далеко.

Мальчик побежал в сторону вельможных дворов.

Во дворе уже отпылавшего дома, где жил тюремный служка с навозным ртом, большая свинья объедала чей-то сгоревший труп.

„Держали свинью, чтоб ее съесть, а съела она“, — подумал мальчик.

Растирая гарь и грязь по лицу, мальчик нагнулся и поднял оброненный кем-то еще не догоревший факел.

Наступал вечер, и повсюду было липко и душно.

На вельможных дворах были разбросаны украшения и чеканные тарелки, шелка и дорогие одеяния — всё это, кажется, вынесли из зданий лишь затем, чтоб разбросать.

Мимо мальчика прошел павлин с таким видом, словно его ничего не могло удивить и он давно ожидал большого непорядка.

Мальчик знал то здание, где неприметная дверь вела в подземную комнату, хранившую чиновничьи бумаги и разные рукописи.

По этому зданию в поисках еще живых горожан, едва заметные в окнах, бродили недоростки, даже не глянувшие на мальчика.

Возле нужных ему дверей никого не было, и мальчик с трудом отворил их.

Факел осветил человека, сидевшего возле самого входа; впрочем, куда ему было идти: комната оказалась совсем невелика.

Человек вжимал голову в колени, а руки держал на темени.

Минуту ожидая удара, но, так и не дождавшись его, он поднял голову.

Лицо его кривилось, глаза протекали, и губы шептали невнятное.

— Сын! — вдруг выдохнул он, танцуя кадыком. — Сын! — позвал он беззвучно, с мольбой, одними губами».

Сложилось так: если остаться там — сойдешь с ума. И если уйдешь оттуда — сойдешь с ума.

Я стоял у дома и смотрел на окна своей квартиры.

Пошарил в обоих карманах, обнаружил что-то угловатое, пластмассовое, поленился извлекать, какое-то время думал, что же там такое, потом вспомнил — игрушка, купленная в магазинчике у Алькиного дома.

Я погладил игрушке шершавую пластмассовую спину и пошел сходить с ума домой.

Дверь была открыта, в кои-то веки…

Стянул ботинки. О, мои белые носки…

Услышал голос жены, она читала детям в большой комнате. Что читала, я не разобрал, но отчего-то пугаясь услышать азбучные истины про Лору и норку, скорей пробежал в ванную комнату.

Запустил там воду, поспешно разделся и сел на еще холодное дно ванны.

Сидел, пристыв задом, в брызгах. Потрогал лицо — вдруг почувствовал, что губы улыбаются, но какой-то странной улыбкой, будто бы я начал говорить «Ы», но забыл, как произносится этот звук.

Ноги начал подтапливать ледяной поток, кожа побелела, но так было даже лучше — совсем хорошо стало бы, когда б она вовсе облезла.

Через полчаса, в тех же трусах, которые я долго и подозрительно оглядывал, прежде чем надеть, и в полотенце на плече, что твой патриций, я вышел из ванной.

Мальчик и девочка уже расположились в своих кроватках и оттуда позвали меня.

— Сейчас, — пообещал я и заглянул, будто бы случайно, в комнату, где спали мы, взрослые.

Жена буднично смотрела в телевизор, но я видел ее затылок тысячи раз — это был другой затылок. Уже почти закрывая дверь, чтоб сбежать к детям, я остановил свое движенье и секунду стоял, решая, что же не так, в чем причина.

Рядом с женой лежал мой мобильный.

Входя в дом, я выложил его на полку для обуви и забыл там.

В мобильном были эсэмэски Альке и ее ответы.

— Как же ты живешь на свете? — спросила жена, не поворачивая головы.

Мне почему-то страшно захотелось одеться.

Я сунулся обратно в ванную, но там уже стояла дочь и пила воду из стакана.

— Я же говорил, что не надо пить из-под крана, — голосом, свалявшимся как шерсть, попросил я.

Она допила, аккуратно поставила стакан на край раковины и вышла. Я поискал взглядом брюки в ванной — тщетно.

В комнате раздался мерный стук.

Я осторожно открыл дверь ванной. На полу вполне себе обыденно сидела по-турецки жена с молотком, словно бы изготовившаяся колоть орехи. Перед ней лежал мой мобильный, уже с раздрызганным экраном.

— Выбью оттуда всех, — сообщила она отстраненно.