Бернгард Келлерман - Город Анатоль

Яскульский часто бродил вокруг «Турецкого двора», но он слышал только, как ухал копер и грохотали трубы. Где-то стучали по железу.

— Ах, чтоб его черт побрал!

— Вы представить себе не можете, как меня беспокоит Соня! — воскликнула госпожа Ипсиланти, когда Жак неожиданно повстречался с ней на площади среди базарной сутолоки; на баронессе была кокетливая красная соломенная шляпка с бледными розочками, и одета она была как семнадцатилетняя девушка. — Вы и не подозреваете, какая она сейчас стала невыносимая! Но больше всего меня беспокоит то, что она становится всё более скрытной. Я прошу ее: «Говори откровенно, дитя мое, доверься твоей матери! Ты знаешь, что ты можешь мне всё сказать». Но Соня молчит, она ходит по дому, как лунатик. Когда к ней обращаются, она ничего не понимает. Люди слишком много разговаривают, утверждает она. Нужно молчать, чтобы услышать внутренний голос. Но что это за внутренний голос? Ах, Жак, если бы вы знали… — Госпожа Ипсиланти вздохнула и попробовала масло у одной из крестьянок. — Нет, подождите, Жак, не убегайте. О, эти крестьяне, они считают нас, горожан, за круглых дураков! Подкрашивают масло, чтобы оно казалось жирнее. Ах, Жак, с вами я могу говорить откровенно… Вы такой благоразумный молодой человек. Я только тогда могла бы спать спокойно, если бы знала, что Соня устроена прочно. Ведь я мать, поймите меня, только мать! Я говорю Соне: «Выходи замуж, и пусть у тебя будут дети, тогда все глупые мысли оставят тебя в покое». Но в ответ на это Соня начинает пристально разглядывать меня, точно сомневается в моем рассудке. Убегает из комнаты и хлопает дверью. Вот она какая! Страшно несдержанная. А затем раскаивается и целует меня. Ведь она, в сущности, ангел, хотя у нее и есть дурные привычки. Что-то с нею будет? Ведь я каждый день могу умереть — вы знаете, какое у меня сердце… Ведь все мы люди! Откровенно говоря, Жак, вначале я была не в восторге от вашего друга Янко, но скажите сами, какие надежды могут быть, в конце концов, у молодой девушки в этом городе? Ах, боже мой, мне с Соней следовало бы путешествовать посещать курорты! Вот там она могла бы сделать партию, настоящую партию! Но как я могу уехать отсюда? Вы знаете, я связана по рукам и по ногам нашим дорогим больным. Борис… он, казалось, был раньше очень заинтересован Соней, но теперь он так далеко отсюда. А в Лондоне у него, говорят, связь с настоящей принцессой! Перед Борисом, конечно, широкая дорога. Он будет посланником, министром иностранных дел, помяните мое слово! А всё-таки, скажу вам, я не знаю, что о нем думать. В нем есть какой-то сердечный холод, он какой-то черствый. В сущности, Янко мне приятнее — он добрее, отзывчивее. Мать должна обо всем подумать, Жак! Янко, может быть, и не идеал супруга, но где вы его найдете в наши дни? Янко легкомыслен, делает много глупостей, конечно, но это понемногу уладится. О, скольких Янко знала я в моей жизни! Все они становятся со временем прекрасными мужьями. У Янко в свое время будет состояние, и Соня проживет без забот. Да в конце концов он и карьеру сделает. Хочет он того или нет, он всё-таки Стирбей, и этим всё сказано! Он будет командиром полка, а может быть и генералом… Ах, Жак, сколько уже дней мы вас не видим! Обещайте мне завтра же прийти к нам. Обещаете? Вы пользуетесь влиянием на Соню. Постарайтесь образумить ее. А скажите, что с Янко в последние дни? Ни одного разумного слова не скажет. Говорят, он опять задолжал. Вексель? О боже мой, повлияйте на него в хорошую сторону, Жак! Он должен просто погасить этот вексель и наконец остепениться…

В конце концов Жаку удалось вырваться. Улыбаясь, шел он по дороге к Дубовому лесу. «Он должен просто погасить этот вексель», — великолепно сказано! Даже Янко смеялся, когда Жак повторил ему вечером эту фразу, хотя у Янко было отчаянное настроение. Марморош из земельного банка на этот раз был неумолим. Он хочет затянуть петлю на шее Янко. От него пощады не жди, Жак! На беду отец Янко был так болен, что к нему невозможно было обратиться. Янко надо было как-нибудь вывернуться, и он сообщил Жаку возникший у него план. Жак нашел этот план превосходным.

— Неплохая мысль, не правда ли?

— Прекрасная идея! Я всегда говорил тебе, что совершенно безразлично, будет ли в галерее висеть двумя картинами больше или меньше. Не забудь только маленького Остаде: «Танцующие крестьянки», слышишь?

— Нет, нет, ни в коем случае! А теперь, Жак, давай выпьем за удачу этого плана.

На следующее утро Янко взял отпуск на неделю «для приведения в порядок своих финансовых дел» и вечером выехал из Анатоля. С ним был маленький ручной саквояж и довольно объемистый пакет, обвязанный крепким шпагатом. Янко ни с кем не попрощался, он просто исчез. Ровно через неделю он вернулся. Жак ждал его в «Траяне». И действительно, перед гостиницей остановилась коляска.