Бернгард Келлерман - Город Анатоль

— Нет, господин Роткель, — сказала Франциска, — вы должны сами поговорить с этой сомнительной личностью. Скажите ему, не стесняясь, всю правду в глаза, и вы увидите, как он сразу подожмет хвост. Это такой трус! — И, вздохнув, она прибавила: — Я видела, к чему идет дело, и часто предостерегала Гизелу, чтобы она держалась подальше от этого господина, но она меня не слушала.

Визит к Ники Цукору был для Роткеля очень нелегким делом. Но он должен был пойти: его честь, его имя, его дом, его семья, его родственники!.. У Ники побелел кончик носа, когда Роткель неожиданно вошел к нему. Ники сразу потерял всю свою развязность, его нахальство вдруг как рукой сняло.

Пылающие черные глаза Роткеля буквально гипнотизировали Ники. Но как только он заметил неуверенность Роткеля, к нему тотчас вернулась его обычная наглость.

— Чему я обязан честью, которую вы мне оказываете своим посещением? — спросил он, нетерпеливо хмурясь. — Ах так, Гизела! Ну что ж, Гизела ведь, кажется, совершеннолетняя?

Ники засмеялся. И он, глазом не моргнув, рассказал Роткелю, как было дело. Сперва в кино, затем в «Парадизе»: «Потрогайте», «пощупайте хорошенько», «ну что, женщина я или нет?»

— Спросите Гизелу, лгу я или говорю правду. При таких обстоятельствах было довольно трудно не оказать услуги, не правда ли?

Ники опять засмеялся.

— С моей стороны это была простая любезность, только и всего!

Роткель корчился от стыда и готов был провалиться сквозь землю. Он закрыл лицо руками. Неужели это правда? Его дочь, получившая такое благонравное воспитание! Это поистине кара господня. А Ники весело рассказывал дальше, как Гизела настаивала, чтобы они встречались каждый четверг в «Парадизе», а потом — даже два раза в неделю. Он не хотел быть невежливым с дамой, да в конце концов он тоже молод! И ведь трудно поверить, какая неистовая страстность таилась в этой хрупкой девушке! Он знал немало женщин, но ничего подобного никогда не встречал.

Да, поистине кара господня! Роткель с мольбой протянул руки. Довольно, довольно! Он заговорил о чести своей семьи. Пусть господин Цукор женится на его дочери хотя бы для формы, а затем они могут сейчас же развестись. Но Цукор только смеялся. Жениться? Он и слышать не хочет ни о какой женитьбе, с какой стати! Он еще не кончил своего ученья. Жениться из-за того, что он согласился оказать услугу молодой даме? Ники весело рассмеялся. Он стоял перед Роткелем, расставив ноги, скрестив руки на груди и поигрывая бицепсом правой руки.

— Женитьба нисколько не помешает вам учиться, — сказал Роткель. Он даже готов оплатить из своих денег расходы на ученье.

Ники прислушался. Несколько секунд он не мог найти ответа. Деньги? Какую же примерно сумму имеет в виду господин Роткель? Ники вдруг сделался вежливым. Он сел против Роткеля. Пять тысяч? Ники опять рассмеялся. Он ценит честь семьи Роткель гораздо выше, значительно выше. Они начали торговаться. Роткель был доволен, что Цукор, в общем, принял его предложение, но яростно боролся за свои деньги. Его дочь хорошо воспитана, она говорит по-французски и по-английски, господин Цукор сам видел, как она катается с Франциской в ее ландо. Роткель разгорячился. У него брызгала слюна изо рта. Он клялся, что десять тысяч крон через час после венчания — это его последнее слово. Он вскочил и пригрозил, что уйдет. Завтра же он отошлет дочь за границу, это тоже выход. Тогда Ники сдался. Они составили договор, но, прежде чем подписаться, Ники вытянул у Роткеля еще аванс в пятьсот крон. Роткель взял с Ники слово, что тот никому не скажет об этом соглашении. Ники слово дал.

Он потирал руки, когда Роткель вышел.

— Вот как зарабатывают деньги! — воскликнул он и немедленно сел за стол писать Гизеле.

Он просил у нее прощения, у милой, дорогой Гизелы, просил последнего свидания. «Я люблю тебя как прежде. Это Франциска хотела разлучить тебя со мной. Послезавтра я уезжаю, а завтра буду ждать тебя в „Парадизе“.

Гизела пришла на свидание. Она не могла удержаться. И все было так же, как и раньше. Он как будто только теперь заметил, что она в положении, и предложил ей выйти за него замуж. Но Гизела подняла его на смех.

Роткель опять побежал к Франциске, ломал руки, и Франциска обещала свое посредничество. Вечером, сидя с Гизелой на большом диване, она заговорила об этом деле. Но Гизела вовсе не стремится к замужеству. Зачем? Она считает, что брак — совершенно устарелый и ненужный институт. Она находит, что брак в некотором смысле даже безнравствен. Женщины принуждены, в силу закона, отдаваться своим мужьям, хотят они того или нет. Гизела хочет быть свободной, особенно теперь, когда в Анатоле что ни день появляются новые мужчины.