Дорис Лессинг - Сириус экспериментирует

На следующий день я отправилась на свой наблюдательный пункт позднее и сделала это с расчетом. Когда я пришла, Тафта был уже там и при моем появлении почтительно поклонился — жест, который всегда казался мне чересчур подобострастным. Он прикоснулся своими мохнатыми губами к моей руке, а затем, не меняя позы, взглянул на меня с видом победителя и обнажил белые зубы.

— Приношу свои извинения, — сказал он. — Но я трудился во имя нашего общего дела.

В этот момент мои иллюзии начали рассеиваться. Тафта стоял передо мной, воплощение уверенности и силы. Солнце согревало его бороду и кудри на голове. Его смуглая кожа, под которой бежала алая кровь, лоснилась на солнце. Я заметила, что при перегреве железы животных такого типа выделяют жирный секрет для охлаждения. Открытые участки его кожи, щеки, лоб, нос, ладони и даже уши были покрыты крохотными круглыми капельками. У этой влаги был солоноватый запах. Но что-то во мне по-прежнему говорило: это здоровье, это жизненная сила, это то, что тебе нужно!

Тафта объяснил, что не пришел из-за того, что ему пришлось привести к городу войска, которые будут охранять нас. Ему нужно было позаботиться об их безопасности и устроить солдат на ночлег. Он сказал, что зайдет за мной на следующее утро, и мы — он, я и наша охрана — вместе проследуем по улицам Леланоса в резиденцию городских властей и будем официально объявлены правителями города. По моим представлениям, все должно было происходить совсем не так. Тафта кивком указал вниз — с крыши открывался вид не только на Леланос, но и на всю равнину, — обвел рукой город и воскликнул: «Он твой, он принадлежит тебе. Вместе мы возвратим ему былую славу!» В Тафте было столько надменного самодовольства! Он торжествующе оскалил зубы и взглянул на меня с плохо скрываемым презрением, точно уже понял, что сирианку можно не принимать в расчет.

И все же, когда я смотрела на Леланос, у меня кружилась голова. Ощущая неразрывные узы, которые связывали меня с этим городом, я мысленно клялась: «Я не дам тебя в обиду. Я буду охранять тебя. Я возьму тебя под свою защиту». И предостерегающий шепот: «сирианка, сирианка, сирианка» превращался в неслышный шелест и затихал вдали.

Тафта еще раз поцеловал мою руку, и мы спустились вниз — я первая, он за мною следом. Я отправилась домой, но теперь меня одолевали сомнения.

Кто предупредил жрецов, когда я прибуду в Гракконкранпатл? Родия не могла, хотя и знала, что это должно случиться.

Почему этот галантный головорез появился в Леланосе лишь после смерти Родии? И с чего это вдруг Шаммат решила посвятить себя возрождению культуры и порядка? Ведь еще недавно я видела, как ее слуга вместе с мракобесами-жрецами выполняет работу, которая куда больше подобала его натуре.

Как это могло случиться?.. Мне казалось, что внутри меня борются две силы. Я не желала прислушиваться к предостережениям, которые раздавались из глубин моей души, и не желала вспоминать про Канопус. Всем своим нынешним существом, которое пробудила к жизни Шаммат, я хотела править этим городом и преодолеть свое внутреннее бессилие, поступая так, как поступал Канопус. Я представляла, как передам возрожденный Леланос на попечение Проверочной Комиссии, а потом отыщу другие племена, возможно потомков ломби или участников более поздних экспериментов, и, как Родия, создам прекрасную и совершенную цивилизацию, опираясь на свой многолетний опыт и знания, которые она мне дала.

На следующее утро я спокойно ждала Тафту, мысленно перебирая официальные формальности предстоящего дня и строя планы на будущее. Когда вошедший Тафта увидел меня в будничной одежде Леланоса, он, не задавая вопросов, накинул мне на плечи меховую накидку — она пахла убитыми животными, которые поплатились жизнью за свои шкуры, — и подтолкнул меня к двери, положив мне на спину свою ладонь, чтобы я не могла ускользнуть. Он торжествующе ухмылялся, не скрывая своей радости… Снаружи толпились солдаты Шаммат, самые отвратительные и грубые создания, каких только можно вообразить. Когда мы вышли из дома, заиграла громкая музыка, от которой у меня сразу разболелась голова, и мы зашагали по зеленым тенистым улицам Леланоса.

Я лихорадочно обдумывала возможности побега. От потрясения ко мне вернулся здравый смысл. Позади меня с песней — если эту какофонию можно было назвать песней — маршировали войска Шаммат. Рядом со мной вышагивал довольный Тафта. Жителей, которые вышли на улицу, чтобы посмотреть на непрошеных гостей Леланоса, загоняли обратно дубинами и мечами, и за нашей спиной на дороге, истекая кровью, оставались лежать несчастные, отчаянно пытавшиеся уползти, чтобы спрятаться.