Томас Гунциг: Что-то было в темноте, но никто не видел

— Из-за тебя я пролетел с вечеринкой, тебе и обыскивать, — сказал корешу рыжий.

— Ага, из-за тебя мы заблудились, — добавил я, мне-то ведь тоже совсем не хотелось обыскивать труп.

Мне показалось, что парень вот-вот пустит слезу. Мы стояли и ждали, когда он соберется с духом и достанет девчонку из багажника. Наконец он, видно, сообразил, что без толку торчать на холоде и с нами двоими ему не сладить, и пошел к багажнику, поминая мою мать и мать рыжего.

Водила закурил и облокотился о капот. Я переступал с ноги на ногу и смотрел, как светящиеся букашки вычерчивают электроэнцефалограммы над изгородью.

Мы услышали, как кореш, кряхтя, выволок тело из багажника и сбросил на землю.

Водила пускал дым идеальными колечками.

А потом мы услышали, как кореш взвыл:

— Черт, черт, черт, она жива! ОНА ЖИВА!!!

Миникайф сидела на земле в луже крови. Мы втроем окружили ее.

Рыжий разозлился еще пуще, а его кореш еле держался на ногах.

Не замечая нашего присутствия, она раскачивалась взад-вперед, судорожно, как маятник сломанных часов, подрагивая, вся в крови, с облепившими лицо волосами.

— Она, кажется, в шоке, — сказал я.

— Мадам? — решился обратиться к ней водила.

Но она все качалась взад-вперед.

— Может, она на голову больная? — предположил кореш.

— Это точно, только больная на голову могла голосовать на шоссе одна в такой час, — согласился я.

Но рыжий гнул свое:

— Мы ищем вечеринку где-то недалеко отсюда…

Девчонка все качалась и не отвечала.

— Она и правда больная на голову.

— В полном улёте, — подхватил кореш.

— Ага, — кивнул я. — Как есть больная на всю голову.

Светляки улетели искать других светящихся приключений и унесли с собой лихорадочное мерцание своего стробоскопа.

Я сразу почувствовал, что атмосфера здорово сгустилась. Девчонка перестала раскачиваться и сидела неподвижно, задом в собственной крови.

Лицо рыжего без всяких слов говорило о его настроении, а его кореш, кажется, готов был хоть тыквой стать, лишь бы оказаться подальше отсюда.

— Надо бы отвезти ее в больницу.

— Ага, отличная мысль. Там у нее развяжется язык, и она скажет, что мы сначала ее переехали, потом засунули в багажник, а потом вытащили, чтобы обчистить, — ответил мне кореш.

Я подумал, что он, пожалуй, прав и что дело пахнет керосином.

Мы стояли и ломали голову, что делать с девчонкой, и тут рыжий вдруг полез в багажник и достал домкрат.

— Я вообще ее сажать не хотел, блондинку эту.

И, подняв домкрат, он несколько раз обрушил его на девчонку.

Раздался глухой стук, и она, схватившись за голову, закричала.

— С ума сойти, до чего живучая, — прошипел он и еще что-то добавил, но мы не разобрали, потому что девчонка, до сих пор такая тихая, кричала и кричала.

— Надо ее заткнуть. Надо ее как-нибудь заткнуть, — повторял кореш рыжего.

А я думал, что нечего было бить ее домкратом, она бы и не закричала.

Тут рыжий спросил меня, хочу ли я сгнить за решеткой из-за девки, которая и голосовать как следует не умеет.

Ответить мне было нечего, я знал, что он прав и с этим надо кончать как можно скорее.

— Верней всего будет еще раз переехать ее машиной, — сказал рыжий.

Я взял Миникайф за ноги, кореш рыжего за руки. Она до этого было затихла, но тут завопила с новой силой, будто знала, что мы хотим с ней сотворить.

Мы положили ее на землю перед машиной.

Вот только она после удара домкратом не хотела лежать, все садилась, как неваляшка, и закрывала руками голову.

Кореш рыжего пинал ее ногой, чтобы она лежала смирно, но ее это, кажется, только сильней будоражило. Потом я попытался ее задушить. Она вроде бы вырубилась. Лежала пластом, больше не кричала и не дергалась.

Рыжий посигналил нам фарами, давая понять, что ему надоело ждать. Мы уложили бедолагу поперек дороги и залезли в машину.

Рыжий рванул с места и поехал прямо на девчонку.

Она лежала, белая, белокурая, вся в кровавых кляксах, ни дать ни взять цирковая акробатка, сейчас взлетит на трапеции. Приближающийся свет фар был все равно что прожектором, а мы трое в машине — публикой.

Машина переехала Миникайф, будто кочку, и я подумал, что акробатка-то разбилась по-настоящему.

— На этот раз оставим ее здесь, — сказал рыжий. — Подумаешь, девчонка попала под машину, такое случается каждый день.

— Лучше бы чаще случалось. Меньше было бы геморроя, — отозвался его кореш.

Они оба заржали. И я вслед за ними.

После такого дерьмового вечера хорошо было хоть немного расслабиться.