Элиф Шафак - Сорок правил любви

Не желая искать сущность Кур’ана и воспринимать его в целом, фанатики выделяют отдельные стихи в качестве священных указаний, которые соответствуют их испуганному сознанию. Они постоянно напоминают нам, что в Судный день всем смертным придется перейти мост Сират, который у´же волоса и острее бритвы. Те, кто не смогут это сделать, то есть грешники, окажутся в адской бездне и будут мучиться до конца света. А те, кто ведет добродетельную жизнь, перейдут мост, и им за это будет воздано фруктами, сладкой водой и девственницами. Таково представление фанатиков о загробной жизни. Насколько же велик их страх перед жизнью земной, перед неминуемым наказанием, что в своем стремлении оправдаться они забывают о Боге! Неужели им неизвестно о сорока правилах? «Ад находится здесь и сейчас. И рай тоже. Не надо бояться ада и мечтать о рае, потому что и ад и рай постоянно находятся в душе человека. Каждый раз, когда на нас снисходит любовь, мы оказываемся в раю. Каждый раз, когда мы ненавидим, завидуем или сражаемся, мы попадаем в адский огонь». Об этом говорит Правило номер двадцать пять.

Разве есть ад страшнее того, в котором мучается человек, когда его совесть ясно говорит ему о его грехах? Спросите его. Он вам расскажет, что такое ад. Разве есть рай прекраснее, чем то счастье, в котором изредка пребывает человек, когда он знает, что живет в полном согласии с Богом? Спросите этого человека. И он скажет вам, что такое рай.

Зачем так уж волноваться о загробном мире, о воображаемом будущем, если в эту самую минуту мы можем в полной мере познать присутствие или отсутствие Бога в нашей жизни? Суфиям не свойственно задумываться об аде и о райских кущах, поэтому они любят Бога чистой и безмятежной, незапятнанной и искренней любовью.

Любовь есть причина. Любовь есть цель.

И когда любовь к Богу велика, когда ты любишь все Его создания, потому что Он сотворил их и потому что они живут благодаря Ему, все остальное не имеет значения. Тогда не может быть никаких «я». Всем своим существом ты направлен в Ничто, которое составляет всего тебя.

На другой день мы с Руми обдумывали эти предметы, когда он вдруг закрыл глаза и произнес такие строчки:

Не христианин я, не иудей, не мусульманин, не буддист, не суфий.

Я не с Запада и не с Востока.

Нет у меня моего места, где бы остались мои следы.

Руми не считает себя поэтом. Однако он настоящий поэт. Потрясающий поэт! И теперь он открывает в себе поэта.

Да, Руми прав. Он не с Востока и не с Запада. Он принадлежит Царству Любви. Он принадлежит Возлюбленному.

12 июня 2008 года, Нортгемптон

Безрадостный момент, когда Элла закончила читать «Сладостное богохульство» и поставила точку в своем отзыве, в конце концов наступил. Хотя все время ей очень хотелось обсудить с Азизом кое-что в его романе, профессиональная этика не позволяла это сделать. Сначала следовало написать отзыв. Она даже не сообщила Азизу, что под влиянием его романа купила сборник Руми и теперь каждый вечер перед сном прочитывала несколько стихов. Элла тщательно отделяла работу над романом от переписки с его автором. Однако двенадцатого июня случилось нечто разрушившее эту границу.

До этого дня Элла ни разу не видела ни одной фотографии Азиза. В Интернете их не оказалось, и у нее не было ни малейшего представления о том, как может выглядеть автор «Сладостного богохульства». Поначалу ей нравилось писать письма человеку, у которого как бы нет лица. Но со временем любопытство стало брать верх, и ее начала мучить потребность увидеть лицо своего адресата. Азиз тоже ни разу не попросил прислать ему ее фотографию, и Элле это казалось странным, даже очень странным.

Неожиданно даже для себя самой Элла послала Азизу свою фотографию. Она стояла на крыльце в обтягивающем голубом платье, не скрывавшем ее фигуру, а рядом сидел любимый Спирит. Элла улыбалась одновременно радостно и тревожно, крепко сжимая в пальцах собачий ошейник, словно хозяйка хотела поднабраться сил от своего любимца. Над ними было серо-фиолетовое небо. Не то чтобы эту фотографию Элла считала одной из лучших, однако в ней ощущалась некая духовность, даже какая-то потусторонность. Во всяком случае, так Элле хотелось думать, и она, отправив фотографию, стала ждать ответа. Кроме того, таким способом она как бы просила Азиза прислать ей свою фотографию.

И он прислал.

Когда Элла увидела лицо Азиза, то подумала, что он — выходец с Дальнего Востока, хотя сама никогда там не была и плохо представляла себе, как выглядят тамошние жители. Азиза окружало более десятка черноволосых детей разных возрастов. Стройный, в черной рубашке и черных брюках, он был остроносым, с высокими скулами и длинными темными вьющимися волосами, падавшими на плечи. Его зеленые глаза светились энергией, и в них было что-то еще, что Элла определила как сострадание. В одном ухе у него Элла заметила серьгу, а еще он носил ожерелье необычной формы.