Борис Щербаков - Багдад - Война, мир и Back in USSR

Летом 1990 года, уже после оккупации Кувейта, меня срочно вызвал Торгпред, нужно было ехать к Министру Нефти Ирака г-ну Челяби, там же будет Посол…Какова моя функция на этих переговорах я мог только догадываться, но «Папа» довольно часто меня брал на встречи с министрами, в качестве переводчика, так что ничего особенного в этом приглашении не было… Встретились в Министерстве с подъехавшим Послом, поздоровались, сели в лифт и едем себе на этаж Министра. Виктор Викторович спрашивает меня:

— Мне тут нужно Ноту Советского Правительства передать Министру, я тогда зачитаю, а вы переведете?

Видимо, «Папа» успел предупредить его, что, дескать, беру с собой переводчика, по совместительству начальника коммерческого отдела, в ведении которого находятся и сырьевые рынки… Я уверенно подтверждаю готовность, но сама постановка вопроса мне уже не нравится. Какая такая «Нота»? Получается, я перевожу политический документ, а там ведь каждый нюанс важен! Неприятное ощущение грозящей опасности начинает заползать под рубашку, под пиджак с галстуком, униформу чиновника при визитах такого уровня. Министр, как и положено, в военной форме, приветливо нас встречает, рассаживаемся на низкие диванчики, нам подают горячий чай. После традиционных приветствий и разговоров ни о чем, Посол достает папочку с документом и вопросительно смотрит на меня — дескать, поехали…

«Основываясь на принципах невмешательства… и во исполнение договоренностей… исходя из суверенных прав…», в общем, все слова известны, но вместе они составляют коктейль формализованных дипломатических оборотов, где каждое наречие или причастие несет сложную, и очень точную нагрузку. Важны нюнсы, устойчивые штампы их исключительно точно передают, а их-то в моем багаже как раз и не было вовсе, не учился я этой «грамоте», только в общих чертах, если что…

Я судорожно начинаю переводить с голоса, но на второй фразе понимаю, что с дипломатическим протоколом мне не справиться. Жуть, стыд и кошмар. Чисто профессионально ничего жуткого в этом не было, я мог легко обойти любую непереводимую фразу, найти эквивалент, в общем, уболтать Министра, но тут же «Нота Советского Правительства!!». Никаких вольностей, все должно быть буква в букву, смысл в деталях, даже в расположении слов. Ни раньше, ни потом мне не приходилось иметь дело с политическими документами такого рода, такого уровня…Холодный пот меня прошиб на второй фразе, Министр заулыбался, и, слава богу, Виктор Викторович участливо взял дело в свои руки:

— Что, сложно вам, да? Ну, давайте я сам тогда…

И чеканными стандартными фразами дочитал, допереводил документ на арабском языке. Ему-то эта лексика была ох как знакома. И, как арабист — профессионал, он вполне понял мое положение, ни коим образом не пенял мне после, в лифте, что не справился я с Нотой. Наверное, только «Папе» было за меня неудобно, для него ведь специфика профессионального перевода была непонятна. Но он не подал виду. Я какое-то время попереживал, что так опростоволосился перед уважаемыми людьми, хотя в душе понимаю, что иначе и быть не могло. Всей широтой лексики не владеет ни один переводчик, сколь образован и натренирован он бы ни был, это просто моя излишняя самоуверенность сыграла со мной злую шутку. Мог бы прямо там в лифте и отказаться. Нет, все-таки, наверное, не мог…Хороший урок трезвого анализа своих способностей я получил тогда, и спасибо, Виктор Викторович, за тактичную поддержку рушащемуся моему авторитету и самооценке. Через совсем короткое время я уеду из Ирака и больше мне арабский язык в жизни не понадобится.(Хотя нет, пару раз очень даже понадобиться: это когда надо было в Вене году в 94-ом быстро «организовать» конвейер таксистов для перевозки нашей многочисленной группы партнеров по бизнесу, это уже в Hewlett-Packard было…А таксисты все как на подбор — арабы. Тогда, помню, мои иностранные коллеги из Хьюлета зело поражались самой картине — русский, да в Австрии, организует арабов для перевозки европейской делегации, для них это было что-то из области фантастики, ведь еще совсем недавно мы все жили по разные стороны Стены, и в их представлении у русских разве что рогов и хвоста не было… ну, в общем, казались они(мы) людьми по меньшей мере на них, европейцев, непохожими. Ну мы и есть непохожие, но уж такси-то организовать… это раз-два плюнуть. Тем более на арабском.

Режим Саддама славился феодальной какой-то жестокостью и нетерпимостью к политическим противникам, что в условиях восточной диктатуры, чем, собственно, он, режим и был, вполне естественно. Там ведь дай только палец, руку откусят, Восток, одно слово… Но вот к религиям режим был более чем толерантен. Конечно, как в любой арабской стране, ислам был доминирующей религией, но при этом режим не особенно акцентировал свою моно-направленность в вопросах религии. Сам Саддам совершал как-то хадж, это событие помпезно освещалось во всех средствах массовой информации, образы Саддама в белых одеждах паломника появились немедленно и на придорожных панно, на плакатах. Саддам был мусульманином, и ничего противоестественного в том нет, что он лично демонстрировал свою религиозную приверженность исламу. Но религиозные деятели не имели в Ираке и сотой доли того влияния, которое они имеют в соседнем Иране, к примеру, или даже во многих других арабских странах, что тоже можно, наверное, объяснить стремлением к полновластью, нежеланием делить свою власть даже с духовными лидерами. Лидер у государства должен быть один, и это — «Ар-раис-аль-каид-аль-баталь-аль-муззафар»… и прочая и прочая… (это все цветистые определения Саддама, «герой», «победитель» и пр.)