Дорис Лессинг - Создание Представителя для Планеты Восемь

— Достаточно, если будет знать один из вас.

Понадобилось какое-то время, чтобы понять это. Время и наблюдения. Ибо, хотя я помалкивал, постепенно другим Представителям стало известно, что всех нас отправят в космос, на другую прекрасную планету, где наша жизнь снова станет такой, какой она некогда была, — в прошлом, которое казалось сейчас таким далеким. Хотя прошло совсем немного времени, но из-за физических изменений в нашей жизни, изменений столь суровых и внезапных, мы с трудом могли поверить, что когда-то все было по-другому.

Джохор и другие канопианцы покинули нас, предварительно убедившись, что все бреши в нашей стене основательно и прочно заделаны. И что с холодной стороны стены не осталось ни одного живого существа. Она казалась мертвой местностью, где теперь почти беспрестанно бушевали бураны, завывали и визжали ветра, а снег все громоздился и громоздился — теперь даже горы казались погребенными под ним. А затем, стоя на стене, чтобы рассмотреть даль, прикрывая слезящиеся глаза ладонями в рукавицах, мы увидели, что горы словно остекленели, а меж предгорий поползли языки льда. Некоторые из нас сделали небольшие повозки, способные скользить на полозьях, и мы отважились, хорошенько укутавшись, отправиться в эту холодную и жуткую страну, дабы узнать все, что было в наших силах. Это было словно путешествие в другую часть самих себя, такими медленными и тяжелыми были наши движения, таким мучительным было наше дыхание. Все, что мы смогли увидеть, — это лишь громоздящийся и громоздящийся до небес снег да подкрадывающиеся валы льда. А по завершении экспедиции мы стояли на стене, сбившись в кучу, и смотрели туда, где недавно были, и видели, как над белыми полями клубился снег, вихрями взмывая к небу, тяжелому холодному синему небу.

Нам предстояла огромная работа, всем нам, и в особенности — Представителям. И отнюдь не материальные проблемы, сами по себе достаточно серьезные, требовали внимания в первую очередь. Теперь в умах укрепилась мысль, что нас ожидает новый дом в благодатной части галактики, где мы снова сможем гармонировать со средой, проворные, с ярко-коричневой кожей, здоровая раса под голубым небом — теперь нами овладела эта мечта, и тогдашняя действительность парализовала нас еще больше. А когда мы раскрыли глаза и увидели, как снега спрессовались в блестящие льдины с огромными трещинами, порой пробегавшими от горизонта к горизонту, — этот ужас стал нам казаться менее реальным, чем Роанда, куда мы направимся. Когда? Мы начинали тосковать, жаждать своего освобождения, и с этим я и другие должны были бороться. Ибо если бы мы позволили себе предаться мечтам и желаниям, то не осталось бы в живых никого, кто совершил бы это заключительное путешествие к прекрасной планете.

Одна из трудностей заключалась в том, что, когда наших людей перевезли с холода, все построенное для защиты их самих и животных избавило их от напоминаний о буранах. При взгляде со стены первое, что поражало нас, было то, насколько деревни и города сбились в кучу, припали к земле да замкнулись, и еще казалось, что в домах нет ни окон, ни дверей, поскольку они располагались с другой стороны. Прежде наши города расходились вширь и казались выстроенными случайным образом, как и любые города, сооруженные с учетом преимуществ подходящих склонов или теплых ветров. Теперь же, когда мы смотрели вниз, город представлялся единым зданием, по которому из одной комнаты в другую можно было пройти через всю долину. Они казались такими уязвимыми, наши новые дома, такими хрупкими, когда мы стояли там наверху, ощущая, как нас бьют и рвут ветра, и зная ту мощь, что еще только грядет, — и все-таки стоило спуститься на землю, оказаться внутри города, и об угрозах легко забывалось. Здесь было безопасно, ведь ветры проносились наверху. Во все проемы было видно, что холмы все еще зелены, равно как и горы, почти до самых вершин, и воды сверкали и переливались, а в плотных серых облаках показывались клочки смутного голубого цвета. Внизу царили плодородие, тепло и красота… Повсюду, куда достигал взор, лежало наше сокровенное желание.

Что должны были делать мы, Представители? Заставлять этих людей, за которых мы были в ответе, оглядываться назад и смотреть наверх? Позади них возвышался бастион стены, видевшейся из этих низких хитросплетений, в которых они жили, столь высокой, что она закрывала треть неба. Стена была как обрыв, отвесный черный сверкающий обрыв. Все еще черная на этой стороне, хотя если подойти к ней совсем близко и всмотреться в блеск, что некогда отражал голубое небо, в котором неспешно, лениво плыли белые облака лета, казавшегося теперь бесконечным, то становилось заметно, что гладкая чернота покрылась серым налетом, а блеск искажали мельчайшие царапины. Мороз. А ранним утром блестящая поверхность казалась полностью посеревшей и растрескавшейся.