Леонид Зорин - Обида

Пройдет не такой уж долгий срок, Женечка Греков всерьез задумается, может ли столь нарциссический дух быть истинным, не страшиться безвестности, напротив, чувствовать ее магию. Но уже нынче Женечка слышит, как нервно пульсирует, рвется наружу яростный честолюбивый ток.

Позавтракав на скорую руку, он вышел на площадь перед гостиницей и вновь привычно окинул взором строгий губернский пейзаж.

Еще вчера он заприметил газетный киоск на самом углу. Он не спеша подошел к окошку, оно лучилось журнальным глянцем.

— Нет ли «Известий»?

— «Известий» нет. Есть местная — рекомендую взять. Жуткая драка в кафе «Лаванда».

Греков взглянул на киоскера. Неряшливо выбритое лицо, впалые землистые щеки, стесанный мысок подбородка. Женечку удивили глаза — из них изливалось какое-то странное, необъяснимое веселье. И голос был не вполне обычен — заливистый восторженный тенор.

«Чему он так рад?» — подумал Женечка.

Вслух же с готовностью согласился:

— Что ж, почитаем, как развлекаются.

— В «Лаванде» был вечер наших поэтов, — услужливо пояснил киоскер.

Можно вернуться в свой плюшевый номер и полистать грошовую книжку, взятую с собою в дорогу, можно приобрести журнальчик с плохо прикрытыми гениталиями танцующих и поющих звезд. Можно размышлять и прикидывать, когда состоится его свидание с неукротимыми птенцами из Серафимова гнезда. Мариновать его вряд ли будут, командировка имеет лимит. Можно записать впечатления от встречи с человеком-концептом. Есть чем заняться, но мысли скачут. Каждая возвращается к Ксане.

Дивиться, разумеется, нечему. Вполне естественный интерес. («Живу естественно». Он усмехнулся.) Женечка привык отзываться на девичий взгляд, девичий голос, даже на девичий силуэт. Меж ним и явившейся вдруг незнакомкой сразу же возникала связь, не выданная ни словом, ни жестом, но несомненная для обоих. Смущен же он был тем, что скучал. Без Ксаны все оказалось пресным. «Скромное обаянье плебейства?» — спросил он себя, но эта издевка над собственной смутой не помогла.

Он снова призвал себя к порядку. «Дружочек, любой твой шаг табуирован. Ситуация больше чем деликатна. Она, как говорится, чревата. Дозволены лишь учтивость и сдержанность. Учтивость сработает на образ презренного интеллигента — таким тебя здесь воспринимают. Сдержанность посеет сомнение в твоей боеготовности. Стремно».

В это же скорбное мгновение Женечка Греков увидел Ксану. Она вальяжно несла по площади свое крутое крупное тело. Его обтягивал свитерок жгучего зеленого цвета, замеченный при первом знакомстве. Плащик был отменен за ненадобностью, в городе О. нынче безветренно.

Он слушал, как стучат каблучки, ребячески злясь на себя за то, что он обрадован и взволнован. Девушка бросила взгляд на гостиницу, взгляд на киоск, помахала рукой.

— Здравствуйте, Жекочка.

— Здравствуйте, Ксаночка. Приятно, что вспомнили обо мне.

— Как вам спалось в наших краях? Спрашивали газетку в киоске? Желаете быть в курсе событий?

— Не очень желаю, просто привык. Спалось. Во сне мне вас показали.

— Вам повезло. А я — за вами. Хочу вас свести в одно местечко.

— Очень обяжете. Я готов.

Итак, ему снова пошли навстречу. Вряд ли они всерьез полагают, что он их прославит. Но, значит, им важно привлечь с его помощью внимание. Бурский когда-то его учил, что психология клиента устойчива: всякий шум во благо. Но, может быть, все еще разбираются, приглядываются, желают понять, чем все же вызван его приезд. И что за ним? — поиск скандала, расследование или и впрямь попытка анализа? Клиент изучает тебя, дружок. Такая теплынь, а нельзя расслабиться.

— Гляньте-ка, — проговорила Ксана.

Они проходили мимо кафе. Он сразу понял, что это «Лаванда», понял быстрей, чем прочел название. Такие внезапные догадки уже не раз его посещали. Этакие щелчки подсознания. Бурский объяснял их по-своему: «Живете под напряжением, Женечка».

— Кафе «Лаванда», — сказала Ксана.

«Не зря ты приметила, моя прелесть, местную прессу в моей руке. Опережаешь любые вопросы».

— Оно у нас не только кафе. Тут наши поэты стихи читают.

— Хорошие?

— А всяко бывает. Позавчера ребята зашли, не понравилось, сказали: фуфло. Слово за слово, вышел междусобойчик.

Женечка нейтрально заметил:

— Сказано: «Не стреляй в пианиста. Играет как может».

— Кто ж с этим считается? Был выступавший, стал потерпевший.

Она искоса взглянула на спутника. Но Женечка лишь пожал плечами: