Мне предстояло провести в твоем доме не одну неделю, как археологу на раскопках, исследующему каждый квадратный дюйм. Я осмотрел ящики стола, шкафы, буфеты. Твой стол и бюро оказались пустыми. Тогда я начал поиски в библиотеке – огромной по размерам и необъятной по разнообразию книг, вздымающихся к потолку почти по всем стенам дома. Там я нашел книги о северном полярном сиянии, метеоритах, белых радугах. О фигурной стрижке кустов и деревьев. О сигналах семафора. О традициях светского общества в Гане, о музыке пигмеев, о песнях, которые хором поют генуэзские грузчики на причалах. О реках, о философии дождя, об Эйвбери, [126] Эйвбери (Avebury) – название поселка в Англии, по имени которого называют один из крупнейших памятников культуры мегалитов эпохи позднего неолита на Британских островах.
о белом коне из Уффингтона. [127] Уффингтон (Uffington) – название поселка в Англии, около которого расположен один из крупнейших памятников культуры мегалитов в форме огромного коня, протянувшегося на несколько миль в длину, которого можно увидеть только с самолета.
О наскальной живописи, садоводстве, о моровой язве. Военные мемуары людей из разных стран. Здесь была самая потрясающая подборка поэзии, какую мне довелось видеть, – на греческом, иврите, английском и испанском.
Меня все время отвлекали пометки на полях, исписанные страницы, заложенные между книгами счета и чеки, использованные вместо закладок. Я аккуратно просматривал книги, буквально зачитанные до дыр и от ветхости распадавшиеся на части. Так, например, «Введение в классическую архитектуру» само по себе превратилось в руины, крошившиеся в руках.
Больше часа я потратил, просматривая книгу о ритуальных прическах, еще два часа читал о жизни одного афинского докера, который со временем стал организатором профсоюза. На какой-то полке я наткнулся на записную книжку Микаэлы, куда она записывала расходы, потом нашел составленный ею список вещей, какие ей хотелось купить во время поездок в Афины и по возвращении в Канаду. Один толстый фолиант в жестком переплете оказался дипломной работой Микаэлы по этике и музееведению. Она посвятила его трагедии Миника – гренландского эскимоса, его сделали живым экспонатом в американском Музее естественной истории. Миник узнал, что другим музейным экспонатом был скелет его отца. Стиль Микаэлы был скорее литературным, чем академическим, – печальная история Миника и полуденная жара вдруг наполнили душу ощущением тщетности всех моих стараний.
В конце концов, когда стало ясно, что без усилий найти твои записные книжки не удастся, я стал думать, что ты мог спрятать их не дома, а в расселинах скал, как та группа по спасению редких книг, которая во время войны закапывала их в землю вокруг одной из вильнюсских библиотек. Как все записи свидетелей, захороненные под половицами домов в Варшаве, Лодзи, Кракове. Я даже собрался было производить раскопки в твоем саду на маленьких участочках земли в каменистой почве вокруг дома. Я уже представлял себе, как в ходе поисков разрушаю стены.
Но ошибка моя состояла именно в том, что я искал то, что было спрятано.
* * *
Стоя на крыльце, я смотрел вниз – на гавань, казавшуюся отсюда такой далекой, что ее очертания лишь угадывались в разноцветной мозаике, как будто кто-то перевернул тележку с разными вещами и они в беспорядке рассыпались по берегу залива.
На вершине утеса носом к морю стояла лодка с облупившейся краской. Казалось, она в любой момент готова отправиться в плавание по воздуху. Чтобы втащить ее на тот утес, должно быть, понадобились усилия не меньше дюжины сильных мужчин с мулами.
Утро выдалось чудесное. Легкий ветерок разгонял жару. Некоторое время я так и стоял на крыльце, потом вошел в дом.
Лучи яркого света, пробивавшиеся из дырочек по краям ставен, пересекали комнату наискосок. Вдруг мурашками по коже пробежал страх – в полумраке у противоположной стены я увидел силуэт обнаженной женщины, тело которой прикрывали только спадавшие локонами волосы. Я пристально уставился на нее и смотрел до тех пор, пока не понял, что это резная деревянная фигура, украшавшая нос корабля, непропорциональная, такая большая, что, казалось, сам корабль потерпел крушение, врезавшись в стену.
Я вышел из дома и распахнул ставни на двух окнах, потом снова вошел через широкий дверной проем. В воздухе светлячками плясали пылинки. Кое-что из мебели было накрыто простынями, эти предметы казались снежными сугробами, до жути неестественными в такую жару.
Читать дальше