Борис Виан - Осень в Пекине

Волосяной покров на теле: малоразвит

Возраст: неопределенный

Лицо: вытянутое

Нос: самый что ни на есть прямой

Уши: университетского вида в форме ручки амфоры

Облачение: небрежное, карманы деформированы непомерной набивкой

Особые приметы: не представляют ни малейшего интереса

Образ жизни: оседлый, за исключением переходных периодов.

Заполнив анкету, он тут же разорвал ее, ибо ему она была совершенно не нужна: с юных лет он регулярно проделывал несложное упражнение в духе Сократа, именуемое в просторечье gnvqi deaton.

Палатка Афы была изготовлена из специально скроенного цельного куска полотна с проделанными в нем в удачно выбранных местах круглыми отверстиями, и закреплена она была при помощи колышков из древесины цилиндрической базуки, которые достаточно прочно и надежно прижимали ее к земле.

На некотором расстоянии над палаткой был натянут еще один кусок ткани, привязанный веревками к металлическим кольям, которые и заземляли всю конструкцию, что позволяло эффективно бороться с отрицательным воздействием громкого храпа.

Установка палатки, прекрасно выполненная доверенным лицом Афанарела, Мартеном Толстеном, вызывала у предполагаемых посетителей целый ряд переживаний в связи с богатством и изощренностью заложенных в ней возможностей, однако наиболее существенным ее свойством было то, что она могла быть расширена в будущем. Действительно, она занимала всего лишь шесть квадратных метров (и сколько-то там сотых и тысячных, поскольку сделана она была в Америке, а англосаксы, как известно, измеряют в дюймах и футах то, что весь остальной мир мерит в метрах; именно в этой связи Афанарел любил повторять, что пора наконец рукой мэтра покончить с Дюймовочкой), и кругом было много неиспользованной земли.

Мартен Толстен, чинивший неподалеку искривленную слишком сильным увеличением оправу своей лупы, проследовал в палатку за своим господином. Он в свою очередь заполнил анкету, но разорвал ее так быстро, что мы, к сожалению, не успели ее воспроизвести, однако никуда он от нас не денется. Уже сразу, увидев его, можно было сказать, что волосы у него темные.

— Можете подавать, Мартен, — сказал археолог; в поле, когда он вел раскопки, всегда царила железная дисциплина.

— Сию минуту, — отозвался Мартен, справедливо не претендуя при этом ни на какую оригинальность.

Он поставил поднос на стол и сел напротив Афанарела: пятипалые вилки со скрежетом столкнулись, когда присутствующие, как по команде, воткнули их в банку концентрированного рагу, открытую к обеду слугой-негром по фамилии Дюпон.

Дюпон, он же слуга-негр, был занят у себя на кухне приготовлением следующей банки консервов, предназначавшейся уже для ужина. Сначала он варил в большом количестве воды кусок волокнистого мяса мумии с ритуальными приправами на тщательно поддерживаемом в состоянии горения огне из сухой парадной лозы, затем перегонял припой и только тогда накладывал в банку из луженой жести с уже переложенным туда куском мумии, сваренной в большом количестве воды, которая сливалась впоследствии в маленькую кухонную раковину, хлеб из кукурузной муки. После чего он намертво запаивал крышку припоем, и банка консервов к ужину была готова.

Дюпон, сын ремесленников, посвятивших жизнь тяжелому труду, убил их, дабы дать им возможность наконец бросить работу и как следует отдохнуть. Стараясь уйти от слишком шумного одобрения окружающих, он начал вести замкнутый образ жизни, отдавшись самоотречению и вере, в надежде, что папа канонизирует его еще при жизни, подобно отцу Фуко, проповедовавшему полезность морских путешествий. Обычно он просто прогуливался, выпятив грудь вперед, но в данный момент был занят тем, что складывал лучины в неустойчивые штабеля над огнем, одновременно закалывая кривым ножом влажных каракатиц; их защитную темную жидкость он сливал свиньям, а самих каракатиц швырял в ведро с кипящей минералогической водой, сделанное из тесно пригнанных друг к другу дощечек тюльпанового дерева с красной сердцевиной. При соприкосновении с кипятком каракатицы приобретали очень красивую темно-синюю окраску. Свет от костра, попадавший на дрожащую поверхность воды, отбрасывало на кухонный потолок: отражение напоминало по форме индийскую коноплю, но запахом мало чем отличалось от душистого лосьона «Патрель», который всегда был под рукой у хороших парикмахеров, в частности, у Андре и Гюстава.

Изломанная порывистая тень Дюпона быстро передвигалась по комнате. Он ждал, когда Афанарел с Мартеном закончат обедать, чтобы убрать со стола.