Борис Виан - Сердце дыбом

Клемантина выскочила за дверь и позвала служанку.

— Да, мадам?

— Не смейте подавать к обеду крабов — я запрещаю!

— Я и не собиралась. Сегодня на обед ростфиф с жареной окрошкой.

— Все равно запрещаю!

— Хорошо, мадам.

— И больше никогда не варите крабов. И омаров тоже. И креветок. И лангуст.

— Слушаю, мадам.

Не лучше ли, думала Клемантина, вернувшись в комнату, варить пищу, пока дети спят, и есть все холодным? А в остальное время вообще никакого огня не зажигать. И, разумеется, держать под замком спички. Ну, это и так уже делается. Воду для питья кипятить только вечером, когда дети улягутся. Как хорошо, что ей пришла мысль о кипяченой воде! Микробы при кипячении гибнут. Да, но когда они возятся в парке, чего только не тащат в рот! Ох уж этот парк! Хоть совсем их туда не пускай! Чем, в конце концов, чистая комната, где каждый день все моется, протирается, хуже парка? И лучше, и здоровее. Правда, дети могут простудиться на холодном полу. Но то же самое в парке. Там тоже дует. Да еще мокрая трава. Нет, чистая комната — это то, что надо. Вот только оконные стекла… Дети могут порезаться. Разобьют стекло, порежут вену на руке, а сказать побоятся, чтобы их не ругали. Кровь течет и течет, Ситроен бледнеет и бледнеет. Жоэль с Ноэлем плачут, а Ситроен истекает кровью. А дверь закрыта на ключ, потому что все ушли на рынок. Ноэль боится крови, хочет выбраться через окно и позвать кого-нибудь, влезает на плечи Жоэля, неловко хватается за форточку, тоже падает, тоже режется осколком — перерезана сонная артерия, пара минут — и все кончено, он лежит бледный и мертвый. Ни в коем случае, ни в коем случае нельзя запирать дверь!

Клемантина вылетела из комнаты как сумасшедшая и ворвалась в детскую, где спали братья. На розовых стенах лежали полосы солнечного света, пробивавшегося сквозь жалюзи. В тишине слышалось ровное дыхание. Ноэль шевельнулся и что-то пробормотал во сне. Ситроен и Жоэль улыбались, ладошки их были доверчиво раскрыты. У Клемантины бешено колотилось сердце. Она вышла, оставив двери открытыми.

Я хорошая мать. Думаю обо всем, что может случиться. Предупреждаю все возможные неприятности. Помимо тех, которые их будут подстерегать, когда они вырастут. Которые возникнут за пределами парка. Нет. Эти отложены до поры. О них я подумаю позже. Время еще есть. Еще есть время. Пока и без того всех мыслимых катастроф не переберешь. Катастрофа на катастрофе. Я люблю моих детей, поэтому думаю о самом страшном, что может с ними приключиться. Чтобы предусмотреть. Предупредить. Я не смакую жуткие картины. Они сами приходят на ум. Это доказывает, как дороги мне дети. Я за них отвечаю. Они от меня зависят. Это же мои дети. И я должна сделать все, что в моих силах, чтобы уберечь их от таящихся на каждом шагу опасностей. Они такие беззащитные, мои ангелочки! Они не могут знать, что для них хорошо, а что плохо. Я их люблю. И передумываю все это для их же блага. Никакого удовольствия мне это не доставляет. Я вся дрожу, как подумаю, что они могут наесться ядовитых ягод, сесть на сырую траву, свалиться в колодец, упасть с обрыва, наглотаться камней, что им на голову может упасть обломившийся сук, их могут покусать муравьи, жуки, пчелы, исцарапать колючки, исклевать птицы, они могут нечаянно вдохнуть цветочный лепесток, и он забьется в нос, проникнет в мозг, и они умрут, бедные крошки, они еще такие маленькие, упадут в колодец, утонут, их раздавит тяжелая ветка, они порежутся стеклом, и хлынет кровь…

Не выдержав, она встала, неслышным шагом прошла в детскую и села на стул. Ей были хорошо видны все трое. Детишки спали ровным сном. Постепенно сморило и Клемантину, она уронила голову на грудь, но спала беспокойно, поминутно вздрагивая, как гончий пес, которому снится охота.

135 апревгуста

Уф, подумал Жакмор, подходя к деревне, чуть не в тысячный раз тащусь в эту проклятую дыру, на всем пути ничегошеньки нового не осталось. Спасибо на том, что он не перекрывает другие пути к познанию мира. Вот, может, сегодня в кои-то веки можно будет поразвлечься.

На всех углах красовались афиши. Светло-сиреневые листочки, вышедшие из-под гектографа. «СЕГОДНЯ ДНЕМ — БОЖЕСТВЕННОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ…» и т. д. Спектакль давали в сарае позади дома священника. Нетрудно было угадать, что устраивал его сам кюре.

Хвулы с его лодкой на красной речке что-то не видно. Наверное, он дальше, за поворотом. Из серых домов выходили принарядившиеся, как на похороны, крестьяне. Учеников с собой не брали. А чтобы им не было обидно, в дни воскресных представлений хозяева с утра выдавали им такую щедрую порцию оплеух и затрещин, что им казалось счастьем посидеть несколько часов дома, в одиночестве.