Владимир Кунин - Ночь с ангелом

– Как все чудовищно переплелось! – грустно вздохнул я.

Почему-то мне действительно стало жаль этих людей, история которых поначалу не показалась мне интересной.

– Ох, Владимир Владимирович, если бы вы знали, какие кошмарные события обрушились в тот год на Лифшицев и Самошниковых! Даже в мою незрелую голову двенадцатилетнего Ангела-подростка вползла крамольная мыслишка: а так ли уж все Люди на Земле находятся под неусыпным покровительством Всевышнего? Хотелось крикнуть – а этих-то за что?!! И только с Лешей Самошниковым ситуация, по современно-эмигрантским понятиям, на первый взгляд показалась рядовой и примитивной. В срочном порядке командировать туда взрослого, дипломированного Ангела-Хранителя было все равно что стрелять из пушки по воробьям. Поэтому послали меня, в качестве практиканта. Естественно, с последующим зачетом по Наземной практике и переходом в очередной класс нашей ШАХи…

– Куда?! – Мне показалось, что я ослышался.

– ШАХи, – повторил Ангел и пояснил: – Школы Ангелов-Хранителей.

– Так… И еще. Вы тут сказали фразу – «по современно-эмигрантским понятиям». При чем тут эмиграция? И почему вас отправили «за границу»?

– Но Лешка к тому времени уже эмигрировал! – досадливо произнес Ангел. – Вы этого разве не поняли?.

– Нет.

– О'кей, – примирительно сказал Ангел. – Значит, это моя вина. Дело в том, что Алексей Сергеевич Самошников, двадцати четырех лет от роду, будучи в составе труппы одного провинциального театрика, куда он был распределен сразу же после Театрального института, что на Моховой, поехал с шефскими спектаклями по частям Северо-Западной группы войск, расквартированных в Германии – тогда еще не объединенной…

– И дрыснул, – подсказал я.

– Почти, – согласился со мной Ангел. – Но…

– Погодите, погодите, Ангел! – взмолился я. – Давайте по порядку. И пожалуйста, начните с Толика-Натанчика. Во-первых, мне очень нравится это имясочетание, а во-вторых, с некоторых пор судьбы детей мне намного важнее, чем приключения взрослых.

И я с грустью подумал о том, что наша внучка Катя уже никогда не будет Ребенком…

Наверное, дети стали занимать мое внимание больше, чем взрослые, с тех пор когда я понял, что наша маленькая и любименькая Катька бурно взрослеет. И не так, как нам бы этого хотелось.

Еще совсем недавно, несколько лет тому назад, когда Катьке было десять – двенадцать, между нами пролегала всего лишь обычная, неглубокая и совершенно естественная канавка, полная извечных возрастных взаимных непониманий, обид и радостных, исцелительных прощений.

Сегодня же мы с ней уже стоим по разные стороны гигантской пропасти, наполненной четкими оценочными представлениями друг о друге, а внизу – по самому дну этой пропасти – протекает тоненький, затейливо извилистый и, к сожалению, иссыхающий ручеек нашей взаимной любви…

– Думаю, что вы несправедливы к ней, – тихо произнес Ангел.

Я проглотил подступивший к горлу комок и сказал ему:

– Да, пошли вы… со своими фокусами! Валяйте про Натанчика…

В отличие от своего погодка Ангела, терпеливо и безропотно дожидавшегося решения Священного педсовета Школы Ангелов-Хранителей посылать его Сверху Вниз на Наземную практику или нет, Толик-Натанчик к своим двенадцати годам уже имел достаточно серьезный послужной список деяний – как праведных, так и не очень…

К праведным сторонам его существования можно было смело отнести безграничную любовь к деду Натану Моисеевичу, покровительственную нежность к бабушке Любови Абрамовне, ласковое отношение к маме Фирочке, безусловное уважение к отцу Сереге и спокойное равнодушие к актерскому таланту старшего брата Лешки, а равно и к нему самому, к тому времени уже окончившему Театральный институт.

Но вот ведь извивы природы и наследственности! Лешка был чуть ли не копией своего отца Сереги – такой же длинный и тощий, с тонким, красивым интеллигентным лицом, которые так часто встречаются в самых простых русских семьях…

Толик же Натанчик был поразительно похож на своего деда Натана Моисеевича Лифшица. По законам неумолимой генетики Толик-Натанчик безжалостно перешагнул через поколение и унаследовал не только поразительное внешнее сходство с дедом, но и весь комплекс дедушкиного еврейско-фронтового темперамента и авантюризма, без которого командир взвода разведки того времени не просуществовал бы и трех недель.

А пожилой закройщик мужской верхней одежды из знаменитого ателье в Перцовском доме на Лиговке Натан Моисеевич Лифшиц почти не утратил этих качеств и в мирные преклонные годы. Что, прямо скажем, иногда становилось обременительным как для дома, так и для «индпошива»…