Эндрю Грир - Исповедь Макса Тиволи

— Рядом с ней я молодел год за годом, — тихо произнес Рэмси.

— Где она теперь? — задал я главный вопрос.

Рэмси назвал деревню в двух днях езды отсюда.

Я не посмел уточнить адрес.

— Вы познакомились в Калифорнии?

Он кивнул и прикрыл глаза, подбирая цвет для следующего листочка.

— В Пасадене. Я был знаком с ее матерью и пригласил Элис поработать со мной. Как мне повезло, что она согласилась.

— Почему?

— А?

— Почему она согласилась? — вскрикнул я.

Я хотел сказать, почему она согласилась покинуть меня. Однако Виктор ничего не понял. Он посмотрел на меня без всякой жалости.

— Ну, малыш, она не любила меня.

— Ясно.

— Ты не подержишь лестницу?

— Конечно.

Рэмси невинно улыбнулся. В тот момент я был готов нарисовать его вместе с невестой: Элис неловко суетится вокруг маленького Сэмми, престарелый Виктор что-то бормочет и улыбается смеху жены. Три тюльпана на подоконнике, макаронный пирог в печи, аромат «Редивива». Какой прекрасной жизни Рэмси лишился!

— Я попробовал разобраться в жене. Поскольку тебе явно интересно, хоть и непонятно почему, поделюсь размышлениями. Как и все женщины, она может меняться только в браке. Элис постоянно стремится к переменам, пытается стать новой женщиной и поэтому продолжает выходить замуж. Сперва за Кэлхоуна, который позволил ей стать сверкающей, затем за ван Дэйлера, который позволил ей стать красивой и одарил ребенком, и за меня… вот. Я дал ей опыт, позволивший ей уйти. Не удивлюсь, если она и теперь замужем. Кто знает, какой она захочет стать дальше? Элис не любила меня, я это понимал. Понимал с самого начала. Сентиментальная девушка. Думаю, был только один человек, кого она действительно любила.

И я по выражению его лица понял, что этим человеком не был ни он, ни я.

Прости мне это последнее лирическое отступление, Сэмми, но у меня плохие новости. Вчера я с женой и сыном гостил у друга доктора Харпера, соседа по озеру. Веселый, энергичный толстяк, психоаналитик по профессии, напугал меня до смерти. Хотя и обратил в мою сторону заинтересованный взгляд ботаника, встретившего редкий цветок, всего раз — перед тем, как усадил нас за новую затейливую настольную игру. Мы с Элис неизменно проигрывали, и она предложила прогуляться. К моему счастью, Элис, ты не преуспевала в соревнованиях. На улице ночные птицы наполнили трелями влажный вечерний воздух; и только позже она мне все рассказала.

Мы остановились у озера (луна светила сквозь вуаль облаков) и сели в мерцающей мгле; в детстве Элис не любила искусственный свет, ей нравился средневековый полумрак. Послышался всплеск, она предположила, что в озере обитает чудовище. Я пожаловался, что замерз, однако Элис захватила с собой свитер (хорошая мамочка) и одела меня. Одежда пахла моим сыном. Мы бросили в воду несколько камешков — у меня дрожали руки, и поэтому ничего толком не получилось. Элис засмеялась, я тоже попробовал хихикнуть. Да, я был нервным ребенком, влюбленным во взрослую женщину, обладать которой мне не суждено. Наконец Элис сказала, что Харпер сделал ей предложение и она согласилась, а Сэмми и так давно все знал.

Я затравленно посмотрел на нее.

— Что ты скажешь?

— Замуж за Харпера?

— Да, за доктора Харпера. С ним я буду счастлива. Он обещал отвезти нас в кругосветное путешествие, только представь! Куда бы ты хотел поехать? У меня даже мысли разбегаются.

Элис, ты ходила с распущенными волосами, словно девочка, я чувствовал: ты лишь неудачно притворялась той девчонкой, которой была раньше, которой не нужен был загорелый доктор, чтобы отправиться в путешествие. Неужели та Элис лишь плод моего воображения? Или она затаилась десятки лет назад и теперь живет только в моих воспоминаниях?

Я спросил, была ли она счастлива с другими мужьями.

— Ну конечно.

Я сумасшедший; мой разум бурлил, и я ничего не мог поделать. Я не нашел твой дневник, Элис, если ты его вообще вела, и поэтому был вынужден задавать вопросы вслух.

— Тогда почему ты ушла? Ушла от отца Сэмми, почему ты бросила его? Разве ты его не любила?

На мгновение в ее лице промелькнули догадка, жестокость и ярость. Я было подумал, что сейчас она скажет то, чего детям стараются не говорить. Вдруг она поймет, кто я? Мое сердце замерло от ужаса, а кожа прилипла к костям. Однако Элис, будто лебедь, чистивший перья, стряхнула с себя воспоминания о прошлом и посмотрела в мои ясные детские глаза.

— Все это было так давно, — вздохнула она.