Владимир Кунин - Сошедшие с небес

– Спасибо, Семен Петрович. Чаю хотите?

– Не, Маша, что чаю… Мне сегодня еще две ходки сделать нужно – к нервопатологу и Зинке-кастелянше. Вы тута разгружайте скоренько, а я за папиросками сбегаю. Я б вам помог, но прострел замучил, проклятый!…

И старик пошел со двора еле-еле, нога за ногу.

Скатилась со своей верхотуры Нюська в сарафане и тапочках на босу ногу. Стала помогать Сергею и Маше разгружать телегу.

Маша подавала дрова с телеги, Нюська с Сергеем таскали в поленницу за сарай. Нюська раскокетничалась с Сергеем, спасу нет! То, словно ненароком, прижмется, то бедром заденет, то жарко дохнет ему в лицо. И все со смешком – мелким, волнующим, голос с хрипотцой. Сама себя распалила, да и что греха таить, и Сергея из равновесия вывела…

Маша все делала вид, будто ничего не замечает, а потом попросила Сергея как ни в чем не бывало:

– Сереженька, дружочек мой, поищи Вовика. Он, наверно, опять через дорогу к Салтыковым усвистел. Не поленись, родненький, сбегай. А я тут с дровишками сама разберусь.

– Ага! Сейчас приволоку… Момент! – Сергей выбежал со двора.

Вовка же в это время преспокойненько сидел на чердаке дома, играл с толстым ленивым котом.

Маша взяла с телеги кнут, зашла за поленницу, окликнула Нюську:

– Нюсь! Иди сюда, чего скажу интересное!

Разгоряченная Нюська прибежала за поленницу:

– Чего? Чего такое, Маш?

Маша оглянулась – не видит ли кто, и со всего размаху вытянула Нюську кнутом – один раз, другой, третий… Нюська от неожиданности и боли завизжала, заметалась и свалилась на дровишки.

Маша встала над ней с кнутом в руке, приложила палец к губам:

– Не визжи, как свинья на веревке. Люди услышат, самой потом совестно будет. У тебя, Нюсенька, мужиков может быть сколько угодно, а у меня всего один – мне его оберегать нужно. Так что ты уж не взыщи. И не вздумай больше перед его носом хвостом крутить. Поняла? – негромко и беззлобно приговаривала Маша.

Нюська тихонько подвывала, закрывала голову руками. Маша заботливо одернула на ней сарафан, прикрыла голые Нюськины ноги.

– Поняла, я тебя спрашиваю?

– Поняла… – проикала Нюська.

– Ну вот и хорошо. – Маша свернула извозчичий кнут. – Потом зайдешь ко мне, я тебя одной хорошей мазью смажу, и все заживет. Главное, Нюсенька, чтобы это у тебя в башке осталось, а задницу я тебе подлечу. Еще и лучше потом будет.

Словно щенок, высунувшийся из собачьей конуры, на все это испуганно и потрясенно смотрел Вовка из слухового чердачного окна…

Вечером Маша укладывала сына спать. Поправила подушки, только хотела задвинуть занавеску, как Вовка взял ее за руку, притянул к себе и тихо прошептал:

– Ма… А ты за что так тетю Нюсю?

Маша поняла, что Вовка все видел. Не знала, как ответить.

– Это чтобы она к папе не подлизывалась, да? – спросил Вовка.

Маша утвердительно кивнула, виновато посмотрела на Вовку.

– Я никогда ни к кому подлизываться не буду, – сказал Вовка.

– Правильно, – поцеловала его Маша. – Никогда, ни к кому!

– Ты только папе про тетю Нюсю не говори, – попросил Вовка.

– И ты. Ладно?

– Ладно. Знаешь, ма, а мне все равно тетю Нюсю жалко.

– Конечно, – прошептала Маша. – А мне, думаешь, не жалко ее?

На нефтебазе Сергей работал с молодым здоровенным парнем. Голые по пояс, в брезентовых рукавицах, сочащихся нефтью, измазанные так, что на лицах были видны только белки глаз и зубы, они вкатывали двухсотлитровые бочки с соляркой на высокую эстакаду.

От нечеловеческого напряжения дрожат руки, подгибаются ноги, подошвы сапог скользят в керосиново-масляных лужах.

А на эстакаде двое других перекантовывают бочки в грузовики, кричат Сергею и его напарнику:

– Давай, мужики, веселей! Не задерживай!…

Вкатили наверх бочку, и несколько секунд, пока идут за следующей, – маленький отдых. Молодой парняга даже поет дурашливо:

– А как правильно петь – помнишь?

– Конечно!

– Вот и не калечь песню. Тогда и обедать каждый день будешь.

– Эхма, Серега! Если бы за песни платили, я бы рот не закрывал! – рассмеялся парень. – Давай, взяли!…

И поползла вверх новая двухсотлитровая бочка…

И снова ночь. Спит за своей занавеской Вовка.

Сергей в одних трусах полусидит, полулежит на кровати. Маша внимательно осматривает и ощупывает его раненую ногу. Неровный белый шрам пересекает левое колено, уходит в деформированную икроножную мышцу.