Роман Сенчин - Пусть этот вечер не останется...

— Ну... — сразу не нашлась она.

— У тебя все “ну”.

— У меня, — обиделась Лена, — тоже проблем полно, на самом деле.

— Каких проблем? — В Маринкином голосе послышалось любопытство и недоумение.

— Я вообще одна. Сижу вот...

— А Виталик где? Вы же с ним, кажется, прочно...

— Прочно... На выходных только прочно.

— До сих пор, что ли, так?

Они не разговаривали об этом больше месяца, а с Виталием Лена как бы живет почти два года. Вот таким образом живет... От этих мыслей Лене стало обидно до слез.

— Да, до сих пор. И не знаю...

— Так ты скажи ему: “Слушай, милый, давай-ка решать. Мне уже двадцать восемь, мне пора ребенка делать, семью создавать”. Правильно?

— Ну, правильно...

— Так действуй тогда! Правда, — Маринка сладковато вздохнула, — я так тебе иногда завидую.

— Хм! Это в чем же?

— Свободе твоей. Я бы сейчас на твоем месте поехала б в клуб...

— Да уж, после работы клуб — самое то!

— Выпила баночку энергетика, и все нормально. Помнишь, как я танцевать любила? А теперь... Лешке иногда говорю: “Поехали потанцуем”. А он кривится только или: “Ну, езжай”. Представь, одну готов отпустить хоть куда. Обидно так... Нет, была бы одна... Тебе когда на работу завтра?

— К девяти.

— Да? — Маринка задумалась. — Ты по полным дням, что ли, по-прежнему?

— Ну да.

— Что ты себя изводишь-то?! По двенадцать часов...

— А что еще делать? Дома тут киснуть? — Лена представила, что бы делала днем без работы одна в этой квартире, и на глазах снова выступили слезы; чтобы не расплакаться, стала себя успокаивать: — Да и полдня, даже больше, спокойные. С половины седьмого до восьми самый пик.

— Нет, зря ты так, Ленка. Здоровье сорвешь... Ты Виталику своему все выскажи. Н е хрена! Поженитесь и — или ты к нему, или он к тебе. Одну квартиру будете сдавать, на жизнь деньги какие-то тоже...

— Он с мамой живет.

— Да? Понятно... Да, это хуже. — Голос Маринки погрустнел. — Но все равно, Лен, ты над собой не издевайся. Зачем, в самом деле?

— А что? Здесь тухнуть?

— Блин, заладила!.. Развлекайся! Потом локти будешь грызть, когда ребенок появится... И что Виталик этот... с мамой он живет... На каждом углу по миллиону мужиков — знакомься, выбирай... Погоди. — Маринка, видимо, зажала трубку ладонью, и Лена расслышала лишь интонации женского и мужского голосов — раздраженную интонацию. Видимо, Маринка разговаривала с мужем.

Они жили вместе шесть лет. В первый год Маринка минуты не могла прожить без своего “Лешика”, только о нем и говорила — какой он замечательный, какие подарки делает; потом, когда родилась Алинка, стала часами говорить о дочке, жаловалась, что муж мало помогает. А в последнее время все чаще жаловалась на обоих, завидовала Ленкиной свободе. И никакие слова Лены, что от такой свободы тошно и тоскливо до слез, ответные жалобы ее не переубеждали. Лене же казались наигранными жалобы подруги...

— Заходил тут, — послышался в трубке Маринкин полушепот, — по кастрюлям шарился. Поели же. И мяса нажарила, и спагетти целую пачку... Я тут опять на диету хотела сесть, но как с ним сядешь... “Давай, — говорю, — делать разгрузочные дни. Хоть два в неделю”. Психует: “Я к мясу привык и буду его есть! И все!” А мне как его готовить? Нюхать и не есть?.. Была бы одна, мне бы двух яблок на день хватало, а так... Ты много ешь?

— Да нет, — пожала Лена плечами, глядя в экран телевизора, где герой Де Ниро, прикидывающийся театральным преподавателем маньяк, разговаривал с наивной жертвой в исполнении Джульетт Льюис.

— Ну вот что ты ела на ужин? А?

— Так... Ничего почти... Ладно, Мариш, буду спать, наверно... Завтра вставать...

— Дав-ва-ай. А мне Альку в садик тащить. Скорей бы суббота. Хотя... Как пауки в банке в выходные тут...

Положив трубку, Лена некоторое время пыталась следить за отлично известным ей сюжетом, а на самом деле удерживала себя от звонка Виталию.

Встала, прошла по комнате, подняла с паласа несколько соринок, сунула в карман халата. Потрогала твердый, словно неживой лист росшего на подоконнике алоэ. Оно осталось от мамы, а палочку, которая поддерживает ствол, принес папа. Их нет, уже три года никого из них нет, а алоэ продолжает расти... Лена надавила на лист пальцем, и ноготь порвал пленочку, врезался в сочную мякоть.

Испугавшись сделанного, отдернула руку, попятилась от окна. Будто от кого-то скрываясь, завернула в соседнюю комнату. Остановилась, огляделась.

Кровать с деревянными спинками, на которой Лена спала лет с двенадцати. Письменный стол с отпадающей дверцей ящика-тумбы, за которым она делала уроки. Шкаф, большой, в четверть комнаты, в котором висели ее кофточки, платья, юбки, включая и те, что Лена носила ребенком. На стене полка с давным-давно не открываемыми книгами... В этой комнате, считающейся спальной, Лена бывала редко — ночи проводила в основном в большой комнате на диване. Очень тяжело было среди вещей, напоминающих о прежней ее жизни, о детстве, и Лена старалась их не замечать, но помогало плохо.