Владимир Кунин - Старшина

«Виллис» затормозил в метре от генерала и Кацубы. Лейтенант выпрыгнул на землю и упал. Вскочил, хотел взять под козырек, но вместо этого схватил себя руками за голову и прошептал:

— Товарищ генерал...

— Все!!! — крикнул генерал Кацубе.

Он метнулся на командный пункт, выхватил микрофон у руководителя полетов и закричал, шаря глазами по небу:

— Всем экипажам, находящимся в воздухе! На связи генерал Лежнев. На связи генерал Лежнев!.. Война окончена!.. Война окончена! Прием!

В ту же секунду из динамиков понеслось:

— Я — «третий»! Я — «третий»! Война окончилась! Нет войны! Вас понял!..

— Я — «седьмой»! Война окончена! Война окончена!..

— Я — «пятый»! Я — «пятый», войну закончил!!! Я закончил войну!.. «Жил на свете Джонни-подшкипер, плавал семнадцать лет!..» Война окончена!!!

— Всем на посадку! — закричал генерал в микрофон. — Всем на посадку!.. Садиться в очередности взлета! На посадку, мальчики! На посадку, пацаны мои!.. Ура-а-а!

И весь аэродром закричал «ура!». В воздух летели шлемофоны, пилотки, фуражки. Рты у всех были раскрыты в истошно-счастливом крике.

Но в это время динамик радиостанции на КП закричал голосом Чеботаря:

— Я — «девятый»! Я не хочу! Я не кончил войну! Я — «девятый» — войну не закончил! Я еще должен... за отца, за всех!..

— «Девятый», «девятый»!.. Спокойно!.. Война окончена!. — крикнул в микрофон генерал Лежнев.

На КП все замерли.

— Война окончена, — повторил Лежнев. — Кто «девятка»? Кто «девятка»? — закрутил головой Лежнев.

— Это Чеботарь! — крикнул капитан Хижняк.

Лежнев нажал кнопку микрофона и, сдерживая волнение, заговорил:

— «Девятый», «девятый»... Чеботарь, сынок... успокойся. Садись. Аккуратненько садись, Чеботарь. Ты же летчик, Чеботарь...

Все на КП смотрели прямо в динамик.

— Не могу... — сказал динамик голосом Чеботаря. — Не могу.

— Можешь, — твердо сказал Лежнев. — Уйди подальше, в сторону Майского... И заходи на посадку. Как понял?

И пауза.

— Вас понял... — упавшим голосом сказал динамик.

— Жду тебя, Чеботарь, — сказал Лежнев и положил микрофон.

Аэродром наполнился ревом садящихся машин. Все потонуло в этом страшном и победном звучании. Не было слышно ничего...

Не было слышно и как плакал старшина Кацуба, сидя на пыльной среднеазиатской земле, привалившись к пыльному старому «виллису»...

Эскадрилья чистила сапоги.

Эскадрилья подшивала белоснежные подворотнички.

Эскадрилья гладила гимнастерки и галифе...

Драила пуговицы и пряжки ремней смесью нашатыря с мелом...

Металась в поисках ниток. Клянчила иголки...

Прикрепляла «птички» к погонам...

Сновала в диком возбуждении мимо дневального — то на улицу, то в казарму...

Из громкоговорителей, висевших на столбах у каждого барака, безостановочно лился вальс «Амурские волны».

Все двери были открыты. Офицеры в парадных кителях входили и выходили... Дневальный совсем запарился отдавать честь каждому. Зазуммерил телефон на его тумбочке. Дневальный схватил трубку:

— Первая эскадрилья... Дневальный курсант Тараскин! Вас понял. — И, отведя трубку в сторону, закричал: — Старшина Кацуба! Товарищ старшина, вас на КПП ожидают!

— Иду! — крикнул Кацуба из каптерки.

— Идет! — крикнул дневальный в трубку и положил ее на рычаг.

Открылась дверь каптерки, и вышел Кацуба.

... Из каптерки вышел Кацуба, какого никто никогда не видел! Он был в офицерском кителе с черными танкистскими погонами, на которых посверкивали маленькие золотые танки. На голове Кацубы сидела приплюснутая танкистская фуражка с черным бархатным околышем. И брюки у него были с красным, а не с голубым кантом!

Но что творилось на груди у Кацубы, потрясло всех, кто увидел его в эту секунду!

Левая сторона начиналась с ордена Боевого Красного Знамени. Потом шли три ордена Славы — полный кавалерский набор! Медали «За отвагу» и «За боевые заслуги». И еще какие-то медали...

Правая сторона кителя сверкала двумя орденами Отечественной войны и орденом Красной Звезды. Внизу, справа, гвардейский знак...

Дневальному Тараскину даже дурно стало.

Бегущие останавливались, как подстреленные. Идущие замирали на месте.

Стоящие — вжимались в стены...

По эскадрилье расползалась тишина. Только вальс «Амурские волны» из репродукторов...

Никольский вбежал в одних трусах с утюгрм в руке в казарму, увидел Кацубу и ахнул:

— Мамочка!.. С ума сойти...

— Дежурный! — рявкнул Кацуба.

Дежурный по эскадрилье вытянулся перед Кацубой.