Артур Япин - Сон льва

Максим остро ощущает, что со вчерашнего вечера ничего не ел. Если сейчас начать упрямо настаивать на Галином присутствии, то можно упустить шанс бесплатно поесть. Это было бы глупо, особенно если представить себе этот знаменитый ресторан на берегу реки в Остии. Один ланч все же лучше, чем ни одного. Максим знает, что Гала бы поступила точно так же. И прежде чем Максима замучали угрызения совести, Сангалло снова велит остановить машину. Ведет своего протеже в арт-салон на Виа дель Орсо и просит хозяина магазина показать им гравюру Бартоломеуса Бренберга, [92] Бартоломеус Бренберг (1598/1600, Девентер — 1657, Амстердам) — голландский художник. изображающую сцену на базилике Святого Петра до того, как Мадерна [93] Карло Мадерна (1556–1629) — римский архитектор. Главным творением Карло Мадерна является фасад собора Св. Петра. сделал свой новый фасад.

— Смотри, — Сангалло рассматривает гравюру преувеличенно близко, — вот часовня, где мы только что были. А это коридор, где мы шли.

Сангалло покупает гравюру и, выйдя на улицу, дает ее Максиму.

— Для того, чтобы ты знал о всех слоях, находящихся под поверхностью этого города.

— Филиппо, даже и не пытайтесь. Нет, честно, я не могу ее взять, это уж слишком.

— Эти гравюры Бренберг создавал как сувениры для соотечественников.

— Она очень дорогая. Прекрасная, несомненно… но нет, я ее не заслужил.

— В свое время ее никто не купил. Сделай приятное художнику. Прими гравюру, бедный парень очень бы этого хотел.

Когда шофер кладет гравюру в багажник к другим подаркам, Максим замечает там черный плащ. Смотрит на Сангалло. Тот подходит, красный как рак, словно ребенок, пойманный с поличным. Пожимает плечами и задумчиво чешет голову, как Стэн Лорел, когда тот чувствовал, что Оливер Харди сейчас задаст ему трепку.

Просто невозможно сердиться на этого человека.

— Филиппо, мы можем пообедать на террасе в Остии?

— Терраса там есть, — отвечает Сангалло, — но не забывай, на улице — декабрь.

— Да, конечно, — соглашается Максим. Достает из багажника плащ и закрывает крышку: — Может похолодать.

Вечером Максим возвращается на Виа Микеле Меркати. Галы нет. Подаренное имущество — помимо гравюры и книг еще кусок ветчины и банку гранатового желе, из гранатов, собранных в Аппии, — Максим бросает на кровать. Смотрит по сторонам — не лежит ли где записка, хотя знает, что записки, скорее всего, нет. Гала приходит и уходит спонтанно и не обременяет себя чувством ответственности. И Максим ни за что не хочет, чтобы было иначе. Господи, как он любит ее своеволие и независимость — отправилась гулять, зная, что он вернется и захочет все ей рассказать. Гала делает то, что ей приходит в голову, не задумываясь. И даже сегодня, когда ему просто необходимо поделиться с ней впечатлениями!

Как бы то ни было, он скоро поразит ее гравюрой. Гравюра очень хорошо вписывается в коллекцию кусочков Рима, которые они собирают повсюду, как сороки — блестящие железки. Чего только они уже не натащили в свое гнездо: от кусочка мрамора с холма Авентина [94] Холм Авентина — один из семи римских холмов. до крошки оранжевой штукатурки с виллы Адриана. [95] Вилла Адриана (итал. Villa Adriana) — разрушенная императорская вилла в Тиволи близ Рима, откуда император Адриан правил Римской империей на закате своей жизни.

Максим пытается так повесить гравюру Бренберга, чтобы Гала ее сразу увидела, как войдет. Этого не удается сделать, не попортив старинную бумагу. Он засовывает один конец под оторвавшийся кусок обоев, а другой за провод. Пытается несколько раз, но под гравюру все время пробирается сквозняк. Ватикан отгибается и летит на пол. Максим, который обычно никогда не выходит из себя, на этот раз громко ругается. Раздражение от непокорной бумаги смешивается с беспокойством за Галу. Сколько времени ее уже нет? Она могла хотя бы оставить записку со временем своего ухода, чтобы Максим знал, когда ему начинать беспокоиться.

Неприятно, когда беспокойство и раздражение одновременно поселяются в твоем сердце.

Или это разочарование. Из-за того, что он надеялся застать Галу дома, а ее нет.

Тоска — назвал бы это чувство он сам, но только не сказал Гале, потому что она бы его высмеяла. Она никогда о нем не беспокоилась.

После того как гравюра отгибается в энный раз, на ней остается некрасивая Замятина. На миг раздражение Максима относится к Гале, а обеспокоенность — к бумаге, но он быстро приходит в себя, и чувства снова меняются местами.