Артур Япин - Сон льва

И вот именно по этим линиям контуров, через неописуемый муравейник, каковым является Рим, Гала, в конце концов, окажется на моем пути. В этом великолепие правды: правда позволяет себе такое, чего мы не решились бы придумать. Нет, пожалуй, единственное, что по — настоящему трудно представить себе, это то, что люди не видят, что я тщательно изображаю их такими, какие они есть, и что я показываю им их мир таким, какой он есть. Мы переживаем одно и то же в одной и той же реальности, только видим разные ее аспекты.

Лежа обнаженной на покрытой перьями спине андерсеновских диких лебедей, Гала уже во время фотосессии прочитала в глазах у Максима, каково положение вещей. Она была смешна, но он ей ничего не сказал. Фотограф попросил ее посильнее отставить зад. Осветители направили лампы так, что последние тени, что еще прикрывали ее, исчезли. Рядом сидело несколько членов редакции, пришедших в тот день посмотреть на съемки, за которые они так дорого заплатили. Им было жарко. Ассистент открыл где-то окно. Перышки огромной птицы заколыхались на сквозняке. Фотограф снова попросил ее прогнуться. Просьба прозвучала резче, чем в первый раз.

— Давай же, крошка, чуть больше, люди хотят хоть что-то увидеть.

Один из сотрудников хихикнул. Максим сидел среди них. Он тоже слышал слова фотографа. Но ничего не предпринял. Сидел, положив ногу на ногу. И смотрел. Ему было стыдно. Это было ясно. Гала старалась поймать его взгляд. Настойчиво. Глазами молила его вмешаться, помочь ей выйти из этого положения. Хватило бы нескольких слов. Тогда бы она смогла взять халат и уйти со сцены, но он только подбадривал ее взглядом.

Всего лишь короткое движение ресниц, но оно нарушило их внутреннюю связь, и в эту секунду Гала почувствовала себя совсем брошенной. Ей хотелось закричать от страха, но она знала, что никто не будет ее слушать, и решила сэкономить энергию, хотя понятия не имела — для чего.

Подобно тому, как у утопающего в открытом море появляется спокойная уверенность от осознания, что надежды на помощь больше нет, так и у Галы возникло ощущение незначительности теперешней борьбы в сравнении с тем сражением, что еще грядет. На мгновение ей показалось даже интересным выдержать это испытание, только чтобы увидеть, как жизнь выкрутится из этого положения. Именно в этот момент в Гале забила ключом неожиданная сила, а в глубинах под волнами ее одиночества родилось новое сознание.

Взгляды всех мужчин, сидевших по сторонам, — фотографа, его ассистентов и визажиста, всей редакции и среди них Максима скользили по ее телу. Они переплетались с ветром, дующим над каналом и влетающим в открытое окно полуподвала, где проводились съемки. Взгляды проносились смерчем по комнате, играли на ее шее, боках, ягодицах, ступнях, икрах, взмывали вверх между ног и леденили низ живота. Гладили ей кожу, волоски которой то вставали дыбом от холода, то опять опускались, будто приглаженные невидимой рукой.

Как колющую боль, Гала впервые ощутила в полной мере угрозу, исходящую от мужчин; это застало ее врасплох, словно опасность появилась откуда она не ждала. Гала задрожала при мысли о бездне, скрывающейся за маской мужчины. Она испугалась не горя, неуверенности или боли, которую приносит его любовь — это детские игры по сравнению со многим другим, — но дрожала от извращенности и однозначности роли мужчины. Поскольку все, в том числе и он сам, ожидают от него такого поведения, он играет свою роль настолько самозабвенно, что готов погубить тебя, лишь бы убедить. Гала внезапно осознала это природное, непреодолимое неравенство, препятствующее всякой самоотдаче.

Должно быть, поэтому нет ни одной женщины, которая рано или поздно не откроет, что вместе с любовью в нее проникает и эта угроза.

Фотограф в третий раз попросил ее отставить зад, уже далеко не так любезно. Гала постаралась хорошо прочувствовать этот тон, словно унижение укрепляло ее, словно воспоминание о нем будет оружием, которым она в будущем сможет защищаться. Этим оружием было презрение. Подобно заклинанию, оно отняло у этих мужчин всю их магическую силу. «Они используют меня, — думала Гала, — но я им нужна. Я могу поменяться с ними ролями, и я сделаю это». Это было мощное ощущение, но не осознанная мысль и уж точно не стратегия. В ней родилось понимание, невинное и непосредственное, как всякое новорожденное дитя. Кричащее от ужаса перед неизвестностью.

Гала крепко обхватила руками шею дикого лебедя, прижала живот к перьям и как можно дальше отставила зад. Она даже нарочито приподняла его, показав самое интимное. Дыхание у мужчин участилось. Они беспокойно заерзали на скамейках. Камера щелкала непрерывно. Вспышки ударяли ей по глазам. Это был фейерверк, которым Гала отмечала свой триумф.