Григорий Каковкин - Мужчины и женщины существуют

“На охоте”, — подумал Хирсанов.

На самом деле на охоте был он сам, причем не в роли охотника.

Тулуповой на работу позвонила Клара и сказала, что хочет на праздники

уехать — с двадцать девятого декабря по третье января — в подмосковный дом отдыха.

— И с кем же ты хочешь уехать? — обреченно спросила Людмила Тулупова.

— Ма, ну какая разница. С кем, с кем — с людьми…

— Я знаю этих людей?

— Ма!

Людмила знала, что этот разговор обязательно должен состояться, но теперь он был почему-то очень болезненный, болезненный как никогда.

— А Сережка?

— Сережка тоже уезжает — я знаю, со своей этой, училкой, они тоже куда-то намылились.

— А между прочим, нас всех приглашают на Новый год в гости, в хорошую семью. Там уже купили настоящую живую елку, до потолка, — мне уже позвонили.

— И?

— Что “и”?

— Я должна водить хоровод под этой елкой? С неизвестными мне людьми?

— Ничего ты не должна! — еле сдерживая себя, сказала Тулупова и бросила трубку.

Ей вдруг так стало страшно предстоящего Нового года, мучительного одиночества в чужом доме, и самое страшное — изображать любовь, захотелось немедленно броситься к телевизору и смотреть всю их новогоднюю глупость, все их тупые шутки и чокаться, чокаться шампанским с экраном до одурения.

“Как быстро подкрадывается этот Новый год, как быстро!” — подумала она.

Утром пятого дня жена Кирилла Хирсанова вышла из спальни в красном широком пеньюаре с оборками и тонкой вышивкой по краям. Она зашла в ванную комнату и долго плескалась под душем, слушая музыку по радио. Хирсанов вышел из своей комнаты, заметил через неприкрытую дверь силуэт жены, услышал неожиданно бодрые звуки, которыми сопровождалось купание, и понял, что его вечно больная жена вдруг ожила и имеет определенные намерения. Он забыл, когда они занимались этим, сколько прошло лет. Высчитывать, было это в прошлом веке или все же в этом, ему не хотелось.

Он выглянул в окно: легкий снежок, солнышко, некрепкое в своем свете. Машину за ночь слегка припорошило.

Кофе был готов. Он сделал бутерброд с сыром и стал жевать быстрее, когда прекратила литься вода, но успеть доесть до встречи с женой не получилось.

— Почему ты меня не подождал? — спросила она, заходя на кухню. — Мы могли бы вместе позавтракать.

— Я тороплюсь, мне сегодня надо, — ответил Хирсанов, понимая, что теперь ему ничего не остается, как ехать к Нихансу на границу двух штатов.

— “Хер” садится в машину. Куда едет, не знаем — никому пока не звонил, — передали из оперативной машины лейтенанту Савилову. — Что делать? Мы — за ним?

— Да-да, конечно, — распорядился по рации Савилов. — Докладывайте о маршруте, я к вам присоединюсь.

Савилов набрал номер мобильного телефона Сковородникова:

— Ну, Сковорода, давай блины жарить! Я тебя подхвачу у метро, ты снимаешь квартирку на Рязанке? Все сходится — крюков делать не надо. О’кей. Мой “Форд” ты видел. Жди.

Хирсанов сел в джип, долго прогревал мотор, хотя этого не требовалось, но ему почему-то хотелось, чтобы в машине, как дома, было тепло, потом аккуратно, медленно, как катафалк, выезжал из двора на широкий проспект и почти сразу остановился у придорожного магазина “Цветы”. Зашел в стеклянный павильон, стал выбирать. Как-то по-новому посмотрел на отборные розы, хризантемы, лилии, герберы и на ценники под ними — все не нравилось, все не то. Продавщица с украинским говорком предложила помощь, но он отказался.

Он подумал — а вдруг Тулупова не согласится с ним поехать и он будет с этим веником как дурак. И вообще, эта отутюженная селекционная цветочная красота противоречила всему, что он чувствовал сейчас. На самом деле — дарить ничего не хотелось. Пусто и жалко себя. Он подумал, что такого Нового года у него, наверное, еще не было.

— Ничего не нравится? — спросила продавщица.

— Ничего.

Хирсанов вышел из магазинчика, снова сел в машину и почти без пробок доехал до Музыкального института. Набрал номер.

— Привет, — сказал он. — Привет, Мил, это — я.

— Да, Кирилл, я узнала, — ответила Тулупова, она только что примирила себя с тем, что на длинные праздники останется одна, а сам Новый год, с тридцать первого на первое, будет встречать у Аркадия. А дальше все было непонятно. Ей это все не нравилось, как будто кто-то стоял рядом и останавливал, шептал что-то невнятное на ухо, ни во что не верил, на все отвечал ухмылкой, сомневался в каждом шаге — ничего из всех ее планов не выйдет. Вот и Хирсанов появился вдруг.