Елена Катасонова - Пересечение

Гале и в голову не приходит почитать, например, Белинского — с ума она, что ли, сошла? — сочинения пишутся лихо, в один присест, в полприсеста. Какие статьи, какие там планы? Плана теперь с них не требуют, составлять его не научили, и потому сочинения получаются без начала и без конца, без выводов и теории. И без собственных мыслей. Даша пыталась Гале помочь, от страха за дочь на нее кричала, и дело подвигалось плохо. На помощь подоспел Женя.

— Старуха, надо составить план, — сурово сказал он, — иначе ничего не выйдет.

— С нас не требуют, — закричала, защищаясь от ненужной работы, Галка.

— Это неважно, — отмахнулся от ее крика Женя, Галкин страх был ему совершенно понятен. — Ты на план времени не жалей: напиши подробно — что, зачем и в каком порядке хочешь сказать. Потом в эту схему все и уляжется, вот увидишь. А на меня не ори, я нервный.

Женя в три месяца обучил строптивую Галку, сломив ее отчаянное сопротивление, и потребовал за тяжкий труд пол-литра — твердую валюту России. Галя пыталась передать опыт подруге: «Наташа, составь план — что и зачем ты хочешь сказать…» Но Галя — не Женя, учить она не умеет, Наташа теперь от нее безнадежно отстала, потому что Наташина мама уборщица и нанять репетитора — зло и позор наших дней — она не может. А с такими сочинениями, какие научила Наташу писать школа, она к Даше, например, на филфак не поступит.

Так подтачивается благородная идея равных для всех детей возможностей, воплощенная в жизнь более полувека назад.

— Что случилось, мама?

— Пока ничего, — Екатерина Ивановна строго смотрит на Дашу, — но, между прочим, идет второе полугодие, а на собрании ты не была, у тебя, видишь ли, сессия. Тебе не кажется, что следует хотя бы зайти к классному руководителю?

— Конечно, мамочка, ты права, вот кончатся у нас экзамены…

Даше совестно, виновато. Надо, надо сходить в школу, но она далеко (менялись и разъезжались после развода), придется не идти, а ехать, придется специально выделить время.

Всякий раз, съездив в школу, Даша жалеет дочку — надо же, каждый день так мотаться! Но тогда, шесть лет назад, решено было в другую школу Галю не переводить: «Литературка», распаляясь от номера в номер, вела очередную беспроигрышную дискуссию — травмирует ли смена школы ребенка? Через месяц газета пришла сама с собой к соглашению: да, травмирует. А черт его знает, что больше травмирует! Метро в час пик тоже не сахар.

Дашины раздумья на эту тему прервал телефонный звонок.

— Даша, здравствуй.

— Привет.

— Не узнаешь? — в трубке забытое сухое покашливание, печально падает голос.

— Вадим?

— Узнала… Ну как вы там? Как Галя?

— Ничего.

— Ничего… — усмехается очень невесело.

— Да нет, хорошо, все в порядке. А ты как?

— И я в порядке. Можно заехать? Я к Гале.

— Приезжай, конечно, она будет рада.

— Правда, нет, правда? Когда?

— Ну-у-у… Хоть в воскресенье, часов в восемь.

— Спасибо, Даша, большое спасибо, так я приеду.

Даша кладет трубку, устало идет в кухню. Этот его нервный кашель, горло, схваченное волнением, — так все близко, такое свое… Что-то, наверно, случилось? Почему позвонил? Зачем ему Галя?!

— Мама, сготовь что-нибудь в воскресенье. Придет Вадим, вечером.

— Вадим? — изумляется Екатерина Ивановна и тут же, жестко: — С чего это он?

— С того, что отец, хочет видеть дочь, — сжимается в обороне Даша.

— Проснулся! Опомнился! Раньше где был?

— Мама… — стонет Даша. — Не надо… Вы же сами его просили — ты, Света…

— Я… Света… — Екатерина Ивановна хватает с батареи тряпку, трет и трет стол, руки ее мелко дрожат. — Мы просили, чтоб не звонил, тебя не терзал, а он пропал вообще, бросил Галю. Никто не запрещал ему с ней встречаться! Негодяй!

— Мама, не смей! — неожиданно для себя тонко кричит Даша. — Не смей! Ты ничего не знаешь!

И оттого, что Даша на мать никогда не кричит, и оттого, что тонко срывается ее голос, Екатерина Ивановна оседает на табурет, роняет на стол тряпку и прикрывает рукой глаза. Даша бросается к матери, сжимает старенькие худые плечи.

— Мамуля, прости, не надо, мама! Мне его так жалко…

— Тебе? Его? — Екатерина Ивановна потрясена. — А помнишь, как ты опоздала с лагерем и некуда было деть Галю? Я позвонила ему, и что он сказал? Да если б не Женя… Он тогда достал путевку, он, не отец! Помнишь, Галя болела — месяц двустороннее воспаление легких, — мы обе от нее не отходили, а где был Вадим? А теперь, когда ей шестнадцать, когда ее, слава богу, вырастили, она стала нужна?