Владимир Кунин - Двухместное купе

— Ох... — В.В. даже головой покачал от сочувствия.

— Вам знакомы такие квартиры? — прервал свой рассказ Ангел.

— Тридцать лет прожил в таком доме, «вдали от шума городского», — не открывая глаз, сказал В.В.

— Прекрасно! — обрадовался Ангел. — Тогда вам совсем просто будет сориентироваться в обстановке. Так что вы пока оглядывайтесь, вспоминайте, а я вам потихоньку сообщу о некоторых, невидимых миру, осложнениях, связанных с рождением второго мальчика...

И снова стали раздвигаться стенки купе несущегося во тьме поезда..

Снова куда-то ввысь уплыл темный потолок, уступая место серому ленинградскому небу...

... И увидел В.В. нескончаемые стада одинаковых блочных пятиэтажных домов, чахлые кустики у первых этажей, ржавые «инвалидные» гаражи, самодельные скамеечки со старухами чуть ли не у каждой парадной...

А над всем этим убожеством, с какими-то уже странными неземными модуляциями, звучал голос Ангела:

— Осложнение первое: пятиклассник Лешка Самошников — звезда школьной самодеятельности, победитель районной олимпиады юных чтецов-декламаторов, существо тщеславное, избалованное, — рождение маленького братика воспринял в штыки! Сейчас он готовился к городскому смотру школьной самодеятельности и в семейной конференции по поводу выбора имени для новорожденного никакого участия не принимал...

Совмещенный санузел — маленькое пространство: ванна, унитаз с крышкой, раковина, зеркало над раковиной, пять отдельных полотенец и...

...пеленки, пеленки, пеленки!..

На крышке унитаза сидит Лешка. В одной руке у него раскрытая книга, вторая рука на отлете...

Не образумлюсь, виноват...

И слушаю — не понимаю!

Как будто все еще мне объяснить хотят...

Растерян мыслями, чего-то ожидаю... —

надрывно и трагически читает Лешка, для верности подглядывая в раскрытую книгу.

А в большой проходной комнате тридцатидвухлетняя Фирочка держит на руках новорожденного...

На обеденном столе, на остатках старого байкового одеяла, Любовь Абрамовна проглаживает горячим утюгом выстиранные пеленки.

Длинный и сильно возмужавший за эти годы Серега Самошников курит в открытую форточку и туда же стряхивает пепел.

Экспансивный Натан Моисеевич говорит тоном, не допускающим никаких возражений:

— Прекрасно! Первого назвали в честь Сережиного отца — пусть земля ему будет пухом, второго вы хотите назвать именем другого дедушки — Натаном. Я — против? Нет! Польщен и согласен! Всем большое человеческое спасибо! Но Натаном он будет только для дома, для семьи... А в свидетельстве о рождении мы его запишем как Анатолия! Ласкательно — Толик...

— От греха подальше, — сказала бабушка Любовь Абрамовна. — Сейчас... э-э... надо быть очень осторожными. Пусть он будет Анатолий Сергеевич Самошников — русский. И пусть потом кто-нибудь попробует придраться!..

— Ну, это вы напрасно, мама, — смутился отец новорожденного. — Мне, честное слово, как-то неловко...

— Что тебе неловко, что?! Я тебя спрашиваю, мудак!.. — рявкнул дедушка Лифшиц.

— Натан! Прекрати немедленно!.. В доме — дети! Уже хватит разговаривать языком командира взвода батальонной разведки! Война давно кончилась. Ты уже почти тридцать лет закройщик из солидного ателье, — резко сказала Любовь Абрамовна.

— Аи, не морочь мне голову! — отмахнулся Натан Моисеевич и снова повернулся к Сереге: — Что тебе неловко, скажи мне на милость, святой шлемазл?! То, что в стране государственный антисемитизм, или то, что мы с бабушкой пытаемся твоего же ребенка избавить от этой каиновой печати?! Что тебе неловко? Где тебе жмет? Ты много видел русских по имени Натан?

— Да не преувеличивайте вы, папа... — И Серега в сердцах выщелкнул окурок в форточку. — Фирка, ну скажи ты им!

— Они правы, Сережа, — тихо сказала Фирочка и стала кормить грудью сонного Натана-Толика...

А из-за тонкой картонной двери совмещенного санузла слышалось печальное Лешкино завывание:

... Слепец!.. Я в ком искал награду всех трудов?

Спешил, летел, дрожал, вот счастье, думал, близко!..

Пред кем я давеча, так страстно и так низко,

Был расточитель...

Был расточитель...

Был...

Слышно было, что Лешка забыл текст и не находит его в книге...

— «Был расточитель нежных слов», тетеря!!! — не выдержал дедушка.