Айрис Мердок - Книга и братство

— Я очень хочу помочь тебе.

— Благодарю, мне помощь не нужна.

— Я могла бы помогать тебе в политической работе…

— Нет.

— Могла бы печатать на машинке, бегать по поручениям, ходить за книгами в библиотеку, что угодно могла бы делать.

— Нет.

— Знаю, ты лев, а я мышь, но и мышь может помочь льву. Есть такая сказка: лев пожалел мышь, и та сказала, что когда-нибудь отплатит ему добром, на что лев расхохотался, но потом лев попался в сеть, и мышка прибежала, перегрызла веревки и освободила его.

Эта маленькая речь, казалось, наконец развлекла Краймонда и заставила обратить на нее внимание. Он ответил, впрочем, без улыбки:

— Не люблю мышей.

— Тогда я буду тем, кем ты захочешь. Это я пришла тебе сказать. Я люблю тебя. Всегда любила. Ты знаешь, что я, как личность, ничего собой не представляю, но я хочу занимать место в твоей жизни. Насколько мне известно, у тебя сотни таких Лили, ничтожных людишек, которые жаждут служить тебе, все так, но я это я, и я существую ради тебя и понимаю, что делаю. Я рассказала тебе о том прошлогоднем бале. Что бы ни произошло потом, тебе известно, что я желала тебе добра. Чувствую, я в твоей жизни как некий вестник. В конце концов, я знаю тебя давно. Я сделаю все, что ты пожелаешь, буду твоей рабыней, я хочу принести тебе себя в дар, всю себя, мне безразлично, что может случиться, все, что я жажду, это чтобы ты принял меня как человека, на которого можешь всегда положиться и использовать как тебе угодно. Для меня это освобождение, словно Бог так велел, ты для меня абсолют, я ничего не могу, кроме как посвятить себя тебе. Если ты только не отвергнешь меня, я буду неслышна, невидима, тиха, как мышь — прости, ты не любишь мышей, — но я хочу быть с тобой, как вещь в углу комнаты, ждущая, когда понадоблюсь тебе для…

Краймонд, который слушал, слегка хмурясь и держа очки у губ, остановил ее:

— Мне не нравятся слова о ничтожных людишках и что ты, как личность, ничего собой не представляешь. Ты личность, и не никчемная, мне не нравятся подобные выражения.

Краймонд, похоже, говорил обобщенно, не имея в виду лично ее, но она горячо подхватила:

— Рада, что ты не считаешь меня никчемной, — я займусь своим образованием, ты мог бы быть моим учителем…

— Ох, Лили, вернись на землю, где твое чувство реальности?

— Ты моя реальность.

— Ты сама знаешь, что несешь полный вздор, просто тебе хочется излить душу, даже если это не имеет смысла. А теперь, когда ты выговорилась, может, сделаешь одолжение и уйдешь?

— Я не могу уйти, — сказала Лили. Она говорила быстро и горячо, но уверенней. Она сама чувствовала, что в ее голосе появились ужасные истерические нотки. — И не уйду. Уверена, ты испытываешь ко мне особое чувство. Ты должен быть ласковей со мной. Неужели нельзя быть хотя бы ласковей, когда я так люблю тебя? Неужели такая любовь может попросту пропасть зря? Мне нужно от тебя хоть что-то, какое-то подобие договора, статуса, чего угодно, самой малости, которая свяжет нас навеки.

Краймонд отвел глаза, словно устал смотреть на нее, и вздохнул:

— Лили, не вижу никакого смысла в том, что ты просишь. Ты говоришь так, будто я легко могу дать тебе что-то очень ценное…

— Да, да, легко, ты можешь, можешь!

— Но у меня нет этого, нет к тебе этого особого чувства, о котором ты говоришь, и я не хочу, чтобы ты была моей рабыней…

— Тогда не буду…

— Или незаметной вещью в углу комнаты, или мышью, я этого не люблю и не вынес бы рядом с собой такого человека, и я не могу дать тебе никакого «статуса», как ты выразилась, я просто не испытываю никакого особого чувства к тебе, и у меня нет для тебя никакой особой роли — извини.

Лили, сдерживая слезы, подняла с пола пальто и положила его на колени.

— И вернись на землю. Чем ты сейчас занимаешься в реальном мире?

— Выхожу замуж. За Гулливера Эша. Завтра.

Краймонд по-настоящему улыбнулся, больше того — засмеялся:

— Ох, Лили, Лили, так ты готова даже сбежать из-под венца?

— Да.

— Или мне пришлось бы терпеть замужнюю рабыню?

— Нет, нет… если б ты захотел, ничего бы этого не произошло, ничего бы этого не было.

— Ах, глупая… глупая… девчонка.

Лили улыбнулась сквозь слезы, потом вытерла глаза, встала и надела пальто:

— Могу я все-таки видеть тебя в будущем, заходить иногда, не запретишь?

— Не запрещу, но мне будет нечем обрадовать тебя.

— Тогда буду заходить просто так.

— Ради бога, Лили, исчезни же наконец и будь счастлива, неужели не ясно, и сделай счастливым кого-нибудь другого, забудь свои фантазии. Иди же, иди и будь счастлива!