Айрис Мердок - Книга и братство

— Нет!

— Знаешь, они могут не сделать это сразу, а время имеет значение.

— Нет. Лили, послушай, в последний раз ты была так добра, что предложила оплатить…

— Оплачу, оплачу…

— Я не хочу этого, но, если окажется, что это необходимо, я была бы рада одолжить немного…

Размышляя после первого разговора с Лили, Тамар была в смятении от того, какая большая сумма требовалась, и не представляла, каким образом выплатит ее из своих сбережений. Большую часть зарплаты она отдавала матери.

— Ну конечно-конечно! Небось он-то не возражает? Не то чтобы это имело значение, все же в любом случае это твоя забота.

— Нет, он не возражает.

— А почему сам не может оплатить?

— У него совсем нет денег.

— Ну да, только так говорит!

— Все равно его сейчас нет.

— Чертовы мужчины, всячески стараются уломать тебя, не предохраняются, а потом, когда ты залетаешь, ищи ветра в поле. Уверена, ты даже не сказала ему. Знаешь, нужно было тебе принимать таблетки. Ладно, когда возьмемся за это дело? Ты хотя бы уже решилась, да?

— Нет… не совсем…

— Тамар, дорогая, не глупи, не будь сентиментальной, просто подумай. Никому не нужна девушка с внебрачным ребенком, мужчины считают позором для своего мужского достоинства жениться на девушке с чужим ребенком. Если у тебя малыш, черта с два выйдешь замуж, черта с два найдешь даже любовника. Парни бывают не в восторге, когда дверь им вдруг открывает милый крошка! Да и с твоей карьерой как же, с работой, а мамаша что скажет? Или собираешься просить Вайолет присмотреть за бесенком, пока ты на работе? Может, бросишь работу и будешь жить на пособие? А подумай, каково будет дальше! Бедный ребенок будет чувствовать себя несчастным, это верный рецепт, чтобы быть несчастными вам обоим. Он будет ненавидеть школу, ненавидеть других детей, его будут мучить, тебя будут мучить. В этом, ха-ха, обществе вседозволенности, знаешь ли, по-прежнему так! А если по чистой случайности выйдешь замуж и родишь еще детей, этот твой ребенок станет чужим в семье. Только представь себе это, ради всего святого! И не воображай, что надо отказаться от мысли об аборте, родить, а там уж посмотреть, что будет, и не думай, что это легко, отказаться от ребенка потом. Когда он родится, твой дорогой малыш, это будет сделать в тысячу раз мучительней, не говоря о том, что беременность — это кошмар. Хочешь носиться с ним и, заливаясь слезами, подписывать всякие бумаги? И все равно ничем себе не поможешь, потому что всем все станет известно! Пока же никому не обязательно ничего знать! Ради бога, соберись с духом и сделай это сейчас! Я тебе ясно все объяснила?

— Да.

— Ну тогда, глупая, я звоню?

— Нет.

Раздался звонок домофона, Лили с сердитым ворчанием соскользнула с дивана и сняла трубку:

— Кто там?

Прикрыла трубку ладонью и повернулась к Тамар:

— Это Гулливер. Послать его к черту?

— Нет-нет, я как раз ухожу, надо идти.

— Поднимайся, — крикнула Лили в трубку, а Тамар сказала: — Учти, девочка, ты должна прийти ко мне завтра и сказать, что ты решилась. Придешь, да?

— Хорошо.

— Приходи в одиннадцать утра.

— Да. Спасибо тебе.

— Подожди, перекинься парой слов с Гулливером, он ничего не заподозрит, а если что и подумает, наплету что-нибудь, это я умею.

Она пошла открыть дверь:

— Привет, Гулл, тут у меня Тамар, но она уже уходит.

Тамар надела пальто, надвинула на лоб коричневый берет:

— Привет, Гулл, я должна бежать. Спасибо тебе, Лили.

— Увидимся завтра, дорогая.

Тамар выскользнула в дверь.

— Что это с ней? — спросил Гулливер. — Она плакала. Что ты ей такого наговорила?

— Просто помогаю ей.

— А что у нее за проблемы?

— Так, с ее парнем. Дала ей мудрый совет.

— Как вы, женщины, умеете поддерживать друг друга, — ласково сказал Гулливер. — Ты мне рада?

— Да. Я думала о тебе. От тебя пахнет холодом и туманом, приятный запах.

— На улице темно, как ночью.

— Ну так почти ночь. Люблю Лондон зимой, когда дневного света вообще почти не видишь. Что-то не замечаю у тебя баков, которые ты собирался отращивать.

— Не могу же я отрастить бакенбарды за два дня!

Гулливер снял пальто, бросив его на пол, и остался в светло-сером костюме с темно-зеленым кардиганом, белой рубашке и оранжево-желтом галстуке. Поскреб щеку там, где на месте обещанных украшений еще только пробивалась щетина. Взглянул на Лили, которая подняла с пола его пальто, оглядел ее всю, от странно лоснящихся волос до маленьких ножек с короткими пальчиками. Он замечал, что она прикладывает усилия, чтобы выглядеть моложе, но теперь она часто казалась ему моложе. Ее слабый голос и дребезжащий смех, которые когда-то раздражали его, теперь он находил сексуальными. Спустившиеся носки и гамаши тоже смотрелись сексуально. Дорогая Лили была неидеальна, но она была тут, а больше никого у него не было; и у нее, пришло ему в голову, он имел такой успех, какой редко доводилось иметь у других женщин. Конечно, она сильно выросла в его глазах после той сцены на льду в Боярсе, которая часто виделась ему во сне. Прошлой ночью ему приснилось, что он танцует с Лили во дворце в Японии. Да, они танцевали вместе и в реальности, на памятном летнем балу, но тогда он, похоже, был сильно пьян и мало что помнил.