Айрис Мердок - Книга и братство

— Да, — покорно признал Гулливер, подливая себе из фляжки Лили.

Они сидели в ее спальне, придвинув кресла к пылающему камину, в который Гулливер только что подбросил дров из корзины, стоявшей сбоку. На коврик полетели искры, и он затоптал их. Большую часть комнаты занимала огромная двуспальная кровать с темным старинным дубовым резным изголовьем; горело несколько ламп. Голубые, с решетчатым рисунком обои сливались с мучнистой тенью, мебель, тушующаяся перед огромной кроватью, была небогатой и ветхой. Дубовый комод, над которым висело зеркало, служил туалетным столиком, сервант без дверок выполнял роль книжного шкафа, на маленьком восьмиугольном столике возле окна лежали еще книги: романы Лоуренса и Вирджинии Вулф, которые Роуз выбрала для Лили, и привезенный самой Лили путеводитель по Таиланду, который она еще не открывала. Небольшой зеленый диванчик, чья бархатная обивка с рисунком из цветов и листьев сильно потерлась, занимал место между окнами. Несколько акварелей изображали йоркширские владения и «старый большой дом», проданный прапрадедом Роуз. Над камином висела большая современная картина с красно-оранжево-черной абстрактной композицией, купленная Джерардом для Роуз у Гидеона, когда Роуз под влиянием Джин высказала на выставке свое восхищение ею. Позже она стала любимой у Джин и Дункана, висела в их спальне и именовалась «их» картиной.

— Ты собираешься завтра в церковь? — спросила Лили. — Нам обязательно туда идти?

— Не уверен, — ответил Гулливер, — надеюсь, это не обязательно.

— Ты ведь бывал здесь раньше, да?

— Нет.

— А мне казалось, что бывал. Ты столько говорил об этом доме.

— Старался произвести на тебя впечатление. Я не только грубиян, но еще и лицемер.

— Давай не пойдем в церковь. Можно отправиться в паб. В деревне есть, Дженкин сказал.

— Он не откроется раньше двенадцати.

— Ах да, воскресенье.

— Можно просто пойти погулять.

— Если нас не занесет снегом так, что нельзя будет выбраться из дома. Забавная будет ситуация, как в каком-нибудь детективе!

— Вряд ли такое случится.

— Интересно, снег еще идет? Давай взглянем.

Они подошли к окну, отдернули тяжелые бархатные шторы и подняли раму. Привычную, никакой оконной готики на этом фасаде. В комнату стеной пошел ледяной воздух.

— Выключи свет, — попросила Лили.

Они стояли в темноте, высунувшись из окна. Снег прекратился. Одинокий далекий огонек — слабое желтое пятнышко, отмечал окраину деревни. Белые поля были не видны. Но в вышине ветер отвел завесу облаков, открыв их глазам небо и звезды, одна горела особенно ярко, а вокруг нее и дальше туманной россыпью толпились другие, густая золотая пыль неисчислимых звезд, в зените почти полностью покрывавших черный купол неба; и у них на глазах эту золотую пыль быстро пересекла и погасла падучая звезда, за ней еще одна.

— Боже мой! — прошептала Лили. — В жизни не видала падучую звезду, а теперь вот увидела аж две.

Скоро они отступили от окна, опустили раму и задернули шторы. Гулливер вновь включил свет, и они посмотрели друг на друга.

Гулливер, к счастью уведомленный Джерардом, что нет необходимости привозить смокинг, был в своем лучшем темном костюме, белой рубашке и строгой бабочке в горошек. Он был не настолько пьян, чтобы, поднимаясь по лестнице, украдкой не причесать назад свои лоснящиеся темные волосы. Такая прическа придавала ему несколько мрачноватый вид (что ему нравилось), но в то же время (чего он не понимал) делала старше. Худощавый, с худым землистым лицом, он выглядел голодным и усталым, как актер на вторых ролях, играющий захудалого адвоката или злонамеренного священника. Лишь в ясных карих глазах (похожих на сумрачные, но восхитительные озера, как однажды выразился кто-то в баре, где собирались геи) сохранилось детское, мальчишеское выражение неуверенности и страха. Лили, к обеду спустившаяся в длинном облегающем платье с зелеными блестками, в котором, как все вежливо отметили, она походила на русалку, переоделась (не заботясь о том, что Гулливер на секунду увидит ее в нижней юбке) в шикарный темно-синий с белым пеньюар. Лили тоже выглядела усталой и слегка раздраженной. Складка кожи в крапинках, как у ящерицы, почти скрывала бледно-карий подкрашенный глаз. Она смыла серебристую помаду с тонких губ и взбила жидковатые тусклые сухие волосы. (Волосы Гулливера выглядели бы лучше, взбивай он их иногда вместо того, чтобы прилизывать.) Они вернулись в кресла у камина.