Фарид Нагим - Земные одежды

— Не вышло из меня ничего. Ни блядь, ни монахиня, Феофания так и сказала, — Ивгешка стала проще и расслабленнее, словно ей вольную дали.

Общак

По настоянию майора Магомедова решили собрать всех жителей деревни для разговора. Колька написал широким пером от руки объявление. Овик вывесил его под стекло на большой доске объявлений возле конторы.

О Б Ъ Я В Л Е Н И Е

Уважаемые односельчане!

6 марта 2010 года в 17.00 в помещении Дома досуга состоится первое отчетно-выборное собрание правления колхоза “Россия”.

Временно исполняющий обязанности председателя правления

Федор Волкомуров.

Временно исполняющий обязанности председателя сельского совета

Николай Шеин.

Секретарь Овик Погосян.

Вынесли на сцену стол, нашли в пыльной подсобке красную скатерть, графин и стаканы. Коля с Димой сели вместе, а Овик — за отдельную парту, будто бы вести протокол собрания.

Люди пришли, и уже одно это было хорошо. Обособленными, серо-коричневыми и недружными группами расселись мужчины и женщины, старики и старухи, русские и казахи, армяне и таджики. Некоторые мужчины были пьяны и пришли сюда в надежде, что будут наливать. Димка заметил несколько уголовных элементов, вокруг которых вилась молодежь, стараясь во всем им подражать. С кем-то пришла собака, легла перед сценой и наивно почесала лапой ухо.

— Здравствуйте, друзья! — пересиливая смущение, сказал Овик.

— Таких друзей, за хрен да в музей! — крикнул кто-то.

Общий настрой собравшихся был доброжелательный, любопытный. Людей давно никто и ни для чего не сорганизовывал, и в этом собрании они видели знак уважения к себе, повод увидеть других и самим показаться. А смех и агрессивные реплики шли от деревенского смущения, недоверия и невоспитанности.

— А, действительно, как нас всех назвать! — обиделся Коля. — Господами мы не стали, но уже и не товарищи. Не братья, разве что братки. Короче, ваш земляк, Федор Волкомуров, движимый самыми лучшими побуждениями, решил возродить колхоз и выставляет свою кандидатуру в качестве председателя.

— Хорошо поет, видно, яйца пьет!

— Так! — все больше раздражался Коля. — Мы все свободны, в смысле, что давно уже никому не нужны. Если есть еще кандидатуры, прошу вносить на голосование.

— Это че жа, по новой калхоз?! — удивился кто-то в стане мужиков.

— А что колхоз? — пожал он плечами. — Всего лишь коллективное хозяйство. Ваш суровый климат не располагает к единоличному хозяйствованию, однозначно.

— Это че жа, по новой пахать, как папа Карло?!

— Сколько лет вгребывал, а машину не мог купить!

— Хвать, пахали за орден сутулого!

И тут взорвался стан женщин и старух.

— А что, лучше пить до усрачки!?

— Всю пензию матерну пропил, стытый страм!

— Да развиж вы пахари — алкаши!

— Ни стыда ни совести — люди из Москвы приехали!

— Хоть че та нам сделали за дарма.

Перепалка разгоралась, и было видно, что люди продолжают здесь свои домашние ссоры.

— Вопрос, конечно, интересный! — торжественно сказал Валера, оглядывая мужиков. — Но риторический. А если эти вот шибздики соберут наши земли задарма, а потом и продадут алигархам. В госдуме закон готовится по земле.

— Залупу на воротник! Мы сами свой пай продавать будем.

— Пропивать будем, скажи!

— Да в гробу мы таких ушлых видали!

— Да он полтинник нерусский, Волкомуров, кому вы верите?!

— Да нашенский он, местный!

Ивгешка, сидевшая с самого края, встала и, склонив голову, пошла на выход.

— Ну, прямо не идет, а пишет! — отозвался кто-то.

Коля постучал карандашом по графину. Тонкий, кинематографический звук этот удивительно утихомирил толпу. Димка встал.

— Да, вы правы, я не совсем русский! — он не ожидал, что будет так волноваться, что будет так биться сердце и дрожать голос. — И я порой рад этому — потому что сердце мое не выдержало бы целиком боли за то, что делается с нашей землей, с нашей Родиной. Кому вы нужны, чтобы вас обманывать?! Вас и так уже давным-давно кинули… Просто никто уже не хочет работать, одно кидалово кругом, житье на пенсию стариков и пьянка. Что же вы за русские такие, что все сдаете и предаете, даже когда вас и не просят об этом?!

Димка не в силах был говорить далее, только мотал головой и взмахивал рукой.

— Ну, его и торкнуло! — громко удивился кто-то.

Вся мужская половина засмеялась. А женская сидела, словно завороженная.

— Ты нам еще про смысл жизни задвинь! — ревниво вскинулся Валера. — И про национальную идею.