Мы с Виталиком были пьяны, и потому нам уже не казалось, что здесь тесно и что очень громкая музыка. С развратнейшей ухмылкой на лице я закурил. В центре барного овала танцевала обнаженная юная девочка, а вокруг бесновалась толпа. Охранники сталкивали тех, кто пытался взобраться на стойку. Она танцевала так страстно, будто перед жертвоприношением, словно бы у нее осталось несколько минут, перед тем как толпа разорвет ее струящееся тельце на трепещущие кусочки. Мосластый, мускулистый негр лазил возле нее с фотоаппаратом и пусто щелкал затвором, он как бы сглаживал этим жуткий эффект от ее безбожно откровенных поз, придавал этому развратному танцу вид искусства.
Виталик помахал негру и, облокотившись на стойку, крикнул:
– Привет от Зухры!
– Она в Москве?
– Что? Нет!
– Налейте им!
Пританцовывающая барменша бесплатно налила нам водки с соком, литровые пластиковые стаканы. Мелькали потрепанные девушки и женщины – осоловелые, похотливые и неприступные. Смотрели насмешливо и загадочно, словно бы хотели, чтоб их изнасиловали, но не как обычно, а как-то вот по-другому, сама не знаю как, хи-хи. Им хотелось и разврата, и ощущения собственной сокрушительной силы, и доступности, и власти, как это было у сияющей обнаженным телом девочки в центре зала.
Я закурил. От этого света какие-то голубые пятна на сигарете. Выдохнул дым, и он плоскими клубами заструился в световых пластинах. Хорошо. Я танцевал с закрытыми глазами и растворялся в этом ослепительном грохоте. Чьи-то крики вспыхивали слева и справа, я улыбался с закрытыми глазами.
– Эй! Эй! – Я больше догадывался, что кричит Виталик, нежели слышал на самом деле. – Эй!
– Виталиус, у тебя пластмассовые глаза.
– Пойдем, выпьем!
Я мотнул головой. Он отыскал негра.
– Зухра родила! – крикнул он. – Мальчика.
– Она в Москве?
– Нет!
Негр махнул рукой, и нам снова налили в литровые стаканы. Тонкие прозрачные стенки светили матовой голубизной. В световых волнах и вспышках плавали головы. Во мраке под самым чердаком, среди какого-то металлолома, бесновался ди-джей. В этих ночных заведениях, уже под самое закрытие, во мне вдруг возникает желание вынуть какое-нибудь жутко смертоносное автоматическое оружие и всех расстрелять, причем в темпе той музыки, что вдавливает перепонки в мозги.
Меня ткнула пальцем в грудь чем-то напуганная и в то же время очень важная девушка с белыми прямыми волосами.
– У тебя зеленые пластмассовые глаза, – сказал я. – Очень приятно.
Она с укором что-то высказала мне. Я взял ее, и мы пошли искать Виталика. Он был в другом погребе, спорил с какими-то парнями, причем они говорили по-английски, а он по-русски.
– Виталь, вот, по-моему, трахаться хочет, – сказал я ему.
Он начал общаться с ней и постоянно выдергивал свое плечо из рук лапающих его англичан.
– Стап! Стап! – кричал я. Где-то слышал, что по-английски надо кричать не “стоп”, а именно “стап”.
– Сто баксов, Вась! Всего сто! – Виталик с мольбой извивался передо мною. – За ночь.
Проститутка смотрела в сторону.
– Пойдем, пойдем на улицу. – Я вырывал его от англичан.
Вышли и стояли втроем возле комнаты охранников. Было тихо, но казалось, что все вокруг вздрагивает. Я увел Виталика на улицу. Проститутка смотрела нам вслед. Весь этот дворик перед метро был завален мусором, будто его швыряли из окон домов и сливали сюда помои.
– Виталь, пойдем домой…
Он крепко сжал мою ладонь.
– Отдай руку.
– Не отдам.
– Отдай.
– Вась, прошу тебя… Пойми меня, ее Маша зовут! Тоже Маша, прикинь! Маша!
Возле меня плакал и дрожал мой невидимый ангел, с детским возмущением прихлопывал крыльями, умоляя перепрятать несчастный кошелек и убираться вместе с этим озабоченным художником домой. Я слышал его, но не послушался.
Цинично поковырялся в портмоне и отдал этой беловолосой зомби сто долларов. Она деловито приняла и ушла к охранникам, а я с испугом и в то же время с радостью подумал, что она уже не вернется. Но она вернулась одетая. Когда мы ловили машину, к нам подошла еще одна девушка – стройная и молоденькая, но с водянистыми глазами и бессодержательным взглядом.
– Давайте ее тоже возьмем, ребята! – предложила беловолосая. – Чего ж она зазря будет мерзнуть?
– Сколько?
– Всего полтора косаря.
– Как тебя зовут? – спросил Виталик.
– Маша.
– Как? – Он смущенно усмехнулся.
– Так, Машка…
– А ты?
– А я Мария, х…ли.
Меня поражала нарастающая грубость беловолосой. Понятно, деньги свои она уже получила. Странно, что они все еще были с нами. Если бы они заорали и стали вырываться, то мы бы не смогли их удержать. Может, и вправду, мы им просто понравились? Ведь они все-таки женщины, со своими предпочтениями и вкусами, может быть, им так же хочется, как и нам, просто ласки и любви, а не только денег.
Читать дальше