Виктория Лебедева - В ролях

Любочка так была восхищена самим фактом выступления, что не услышала ни единой ноты. Прошли мимо, ее совершенно не зацепив, и Фантазия до-мажор Шумана, и 13-я рапсодия Листа, и 4-я соната Прокофьева. Любочка только смотрела – и наглядеться не могла на величавую посадку, на сильные руки, стремительно летящие поверх клавиш, на аристократический профиль. «Вот ведь какого сына вырастила!» – с гордостью думала она.

Пора было серьезно поговорить. Вечером того же дня, во время прогулки по Александровскому саду, Любочка собралась с духом и рассказала сыну о своих планах. Илья, признаться, был озадачен и не сразу нашелся, что ответить.

Рано повзрослевший, как умеют взрослеть только профессиональные спортсмены и музыканты, он давно уже не нуждался в родительской опеке. Абстрактная идея матери больше не занимала его. Он научился жить, рассчитывая только на себя, и теперь все его мысли поглощены были будущей карьерой, которая, если приложить достаточные усилия, обещала быть блестящей. В дальнейшем он не видел себя ни в этом городе, ни в этой стране. Ну что ему здесь светило? Лабать по кабакам, развлекая «серьезных пацанов»? Преподавать в школе за три несчастных копейки? А ей? Что понадобилось в этом городе ей? Сейчас, когда сорокалетие на носу?

– Господи, мам, зачем тебе это? – спросил он. – Даже если все получится и тебе хватит денег переехать, в чем я сильно сомневаюсь, ты работу здесь не найдешь. Посмотри, что творится по театрам! Нового репертуара – шаром покати. Разбегаются все. Ну кто тебе роль даст? И какую?

Любочка сначала даже не поняла, о чем он, и только потом спохватилась – ведь он не знает, он ничего не знает о ней и до сих пор думает, что она актриса! Это было неожиданно и лестно.

– Не дадут, да и не надо, – согласилась она покорно. – Бог с ним, с театром. Устроюсь куда-нибудь. Мне бы только с тобой. Чтобы вместе, семьей. Внуков нянчить…

– О чем ты? Какие внуки?! У нас тут танки стреляли! Понимаешь? ТАНКИ!!! Недели не прошло!

– Танки? Как это некстати, – отозвалась Любочка рассеянно. Во время расстрела Белого дома она как раз находилась в поезде и ничего не слышала об этом маленьком происшествии.

Ей сделалось тревожно, но вовсе не из-за глупых танков. Планы рушились, и она не могла подобрать слов, чтобы доказать сыну свою правоту. Ах, как жаль, что не было рядом премудрой Галины Алексеевны! Уж она-то умела убеждать, как никто другой. А Илья все внимательнее присматривался к этой загадочной женщине, к своей матери, и тоже не понимал. Не понимал ни восторженных речей, удручающих своей исключительной инфантильностью, ни белых синтетических блузок в рюшах, ни яркой косметики, ни пережженных волос. Раньше, в детстве, она казалась ему совсем другой. Она была близкой и теплой, от нее всегда исходило ощущение каникул, праздника. А теперь чем пристальнее он смотрел, тем острее чувствовал, что перед ним совершенно чужой человек, и, когда она уехала, испытал не горечь, как это бывало в детстве, а огромное облегчение.

Глава 30

От тоски ли по утраченному сыну или по иным причинам, Любочка стала привечать около себя молодых мальчиков. В основном это были студенты училища искусств, которым она позировала дважды в неделю, но попадались и люди со стороны – начинающие музыканты и актеры, зеленые безусые поэтики. Их молодость и энергия помогали Любочке заглушить боль, причиненную Ильей.

В доме сделалось шумно и весело. Те, кому не хватало места в Любочкиной спальне, ночевали в зале – на диване, на ковре, мостились поперек кухни на раскладушке. И во всех она, пользуясь старыми связями, старалась принять участие – одному устраивала концерт в библиотеке, где его с восторгом встречала команда белоголовых культурных бабушек, другому помогала выставить картины в холле какого-нибудь окраинного ДК, третьего пристраивала в родной театр на «Кушать подано!» Любочка вновь чувствовала себя юной и желанной – живой.

Мальчики научили Любочку пить сладкое крепленое вино и курить тонкие коричневые сигаретки. Они повадились просить ее, пьяненькую, встать на руки или пройтись колесом, и она хохотала вместе с ними, когда короткий домашний халатик опадал до подмышек, оголяя стройные ноги и кружевные трусики. Любочка взамен учила мальчиков культуре. Даже когда закуски в доме почти не было, трапеза всегда была сервирована при салфетках, ножах и вилках, а спирт «Рояль» разведен в изящном хрустальном графинчике.

Она черпала энергию горячих рук, молодой поспешной жадности, взамен щедро отдавая каждому самое лучшее, что у нее было – свое прекрасное неувядающее тело. К тому же они все были такие талантливые! Любочка ни минуты не сомневалась, что преданные рыцари кисти и пера заставят память о ней жить вечно. А значит, она, Любочка, никогда не состарится.