Виктория Лебедева - В ролях

– Девушка, – говорит, – ангел! Подождите, не бросайте меня на произвол судьбы!

Любочка была готова бежать, но он остановил, поймал за рукав.

– Да вы не бойтесь, – говорит, – я же пошутил. Не подскажете, где здесь Прохоровы живут, Макар Иваныч? Мы же с Юркой должны были вместе приехать! Вы ведь местная? Вы тогда Юрку наверняка знаете. Знаете? Мы с ним в педагогическом вместе учимся, на математике. Он меня и позвал – подработать. На сплаве. А я вот опоздал. И предупредить никак. Юрка меня уже и не ждет, наверное.

– Так вы из Иркутска? – обрадовалась Любочка. – Я туда тоже скоро учиться поеду. В театральное училище.

Незнакомец окинул Любочку восторженным взглядом.

– Вы так прекрасны, что иркутская публика тут же падет к вашим ногам, обещаю!

Польщенная Любочка заулыбалась. Это было тут же воспринято незнакомцем как добрый знак, и он представился:

– Гербер.

– Чего? – неинтеллигентно переспросила Любочка.

– Гер-бер. Герой Берлина. Папа, знаете ли, воевал. И мама воевала. Вместе воевали. И я, представьте себе, родился прямо в день Победы. Мама в тот момент находилась, естественно, в тылу, в роддоме. А папа – в Берлине. И она хотела сделать папе приятное. Видите, как просто. А вас? О, прекрасная незнакомка, как зовут вас?

– Люба.

– Люба? Значит, Любовь… Вам не кажется, что это судьба?

Любочка снова засмущалась и собралась спасаться бегством, но Гербер этот порыв быстро вычислил и тему сменил.

– Милая, добрая Любочка, – говорит, – я здесь один как перст, я без вас пропаду. Не будете ли вы так любезны, не укажете ли путь к дому уважаемого человека – Прохорова Макара Ивановича? – А сам тощий свой рюкзачонко на спину приладил и авоськи у Любочки отобрал. – Негоже будущей знаменитой актрисе носить нелепые авоськи. Ну так что, поможете? Проводите меня?

Любочка молчала. Этот странный Гербер вел себя вовсе не так, как сельские ребята, и вообще он был на них совсем не похож.

– Конечно, если вы торопитесь, милая девушка, я не посмею задерживать! – продолжал Гербер. – Но тогда смилостивьтесь, позвольте мне проводить вас, избавить от гадких этих авосек!

Любочка пожала плечами.

– Значит, договорились. Я вас, Любочка, провожу, а вы мне потом дорогу покажете.

Они шагали по раскисшей майской улице вверх, наступая на собственные тени, и тень Любочки вела себя скромно, даже немножечко зажато, а тень Гербера всю дорогу размахивала свободной правой рукой; в занятой левой подпрыгивали авоськи с продуктами. Уже почти дошли до Любочкиного дома, когда из переулка выскочили на них четверо подвыпивших местных – праздношатающиеся дружки Миролетова, которых вот-вот должны были забрать в армию, – шпана и хулиганье.

– Эй, паря! – начали они с места в карьер. – Топай сюда, сучок городской, разговор есть.

Любочка перепугалась – эти четверо были на селе самые задиристые (не считая самого Миролетова, который, по счастью, ушел в армию еще в прошлом году).

– Ребята, не надо! – взмолилась Любочка. – Он к Макар Иванычу приехал, Юркин друг!

– Молчи, сучка! Не успел Миролетов в армию, как ты с чужими шляться?! – взревел Васька Стрелков (самый здоровый был в компании бугай после Миролетова и ему первый друг).

– Сударыня, не беспокойтесь за меня! – успокоил Гербер. Он передал онемевшей от ужаса Любочке обе авоськи, сбросил на траву рюкзачок, снял и убрал во внутренний карман пиджака часы, пиджак аккуратно сложил поверх рюкзака. – Я к вашим услугам, господа! – сказал и преспокойно двинулся в сторону разъяренной компании, на ходу засучивая рукава.

Дружки Миролетова рванулись навстречу с криком и ругательствами, Любочка зажмурилась и отвернулась к забору, чтобы не видеть, в ушах звенело; кто-то застонал, кто-то взвыл от боли; руки у Любочки дрожали, сердце подскакивало бешено, и хотелось провалиться на месте. Шум потасовки неожиданно быстро утих, но Любочка еще некоторое время стояла, зажмурившись, и боялась открыть глаза. А когда решилась, открыла, перед ней предстала странная картина. Дружки Миролетова все как один корчились в пыли, держась кто за что, а у Васьки из носа ручьем хлестала неправдоподобно красная кровь, и капли густо кропили широкий ворот серого в полоску свитера.

– Ну сучок, мы тебя еще встретим! – выдавил Васька, на четвереньках отползая к забору.

Герберу, конечно, тоже досталось порядком. Правый глаз заплыл, губа была разбита, рукав рубахи оторвался и грязной тряпкой повис на локте, брюки были густо изваляны в пыли. Но все-таки он крепко держался на ногах. Он возвращался к Любочке, прихрамывая, улыбаясь разбитыми губами, и она глазам своим не верила. Потому что… потому что так не бывает!