Иосип Новакович - День дурака

Кто сказал, что Низоград – провинциальный городишко? Посмотрите на эти презервативы и шприцы. Нет, это часть мирового сообщества, как говорят социологи, «всемирной деревни». И мой отказ от поездок за границу только что был оправдан.

Хотя, возможно, какие-то мальчишки подобрали шприцы в мусорном баке возле больницы и играли с ними, притворяясь наркоманами, и этот укол не добавил в мою кровь ничего нового, кроме капельки ржавчины, и я вовсе не заканчиваю цепочку острого возбуждения, а всего лишь сижу в мрачном подземелье. Возможно, я только и заработаю что вышедший из моды столбняк.

Иван расстелил одеяло, найденное на берегу, и пошарил руками по полу, нащупав стреляные гильзы, мягкие куриные косточки, гнилые ботинки и зажигалку, которую он тут же схватил, чтобы посветить. Пальцы онемели сильнее, чем он предполагал. Но после нескольких попыток пламя все-таки загорелось, и вскоре Иван при свете зажигалки нашел целую сигарету. Он закурил, выпуская колечки дыма и печально вздыхая.

Иван проспал от рассвета до сумерек. Даже грузовые составы, громыхавшие в каких-то двадцати метрах у подножия холма, не потревожили его сон, лишенный сновидений. Когда Иван проснулся, почувствовал, что у него затекло все тело. Болели бедра, плечи, спина – в основном боль расползалась по костям. Иван вспоминал отца, хранившего кости ноги и руки в мешке из-под картошки. Что случилось с теми костями? Они все еще где-то в подвале? Или же когда наступит Судный день и все мертвые воскреснут, отец поднимется из мертвых не на кладбище, а в подвале, в мешке из-под картошки, и ему придется раздирать ткань мешка, чтобы выбраться наружу.

Тусклый лунный свет пробивался через облака, но его было достаточно, чтобы различать тропинку, ведущую к термальному источнику. Иван умылся и попил – вода не была слишком горячей, как чай, смешанный с молоком, только этот чай был заварен из железа и серы, этакий чай Судного дня или первого дня творения, возможно, это капля пота, упавшая со лба Господа и оставшаяся на земле, которая никак не успокоится.

Все так же крадучись Иван пошел к бару. Но теперь на улицах попадались прохожие, но меньше, чем раньше. Перед войной большинство горожан отправлялись перед сном на прогулку. Но во время войны из-за частых артобстрелов люди отказались от этой привычки. А теперь видно, как во многих домах поблескивают экраны телевизоров. Кое-где эти вспышки были ритмичными, в оранжевых тонах, окно то заливалось светом, то становилось почти темным, то снова заливалось светом – наверняка какая-то высокохудожественная порнография. Можно рассчитать скорость фрикций по тому, как быстро темнота и свет сменяют друг друга. А если слышатся страстные стоны, доносящиеся из открытых окон, то, скорее всего, это фильм, а не настоящий «местный» секс. А если вы случайно услышите страстные крики местных жителей, то знайте, что громкое выражение страсти – это новая мода в нашем регионе, подражание Западу. Раньше секс был формой отдыха, поэтому им в основном занимались тихо и кричали разве что в самом конце, но на Западе создали свой стиль – привычку орать от удовольствия весь половой акт. Кроме того, местные жители получали удовольствие за несколько минут, а теперь стоны раздаются часами, словно низоградцы стали принимать кокаин, морфин и другие наркотики, благодаря которым возможен подобный секс-марафон. Как бы то ни было, Иван радовался, что привычка прогуливаться по утрам изжила себя. Да, люди все еще сновали взад-вперед и иногда не знали, куда и зачем, но в основном передвигались на машинах, создавая пробки на главных улицах. Иван выбирал улочки поменьше и в итоге вышел к «Погребку». Бра был переполнен, но Иван нашел свободный стул за столиком в углу.

Он никого не узнал. Отчасти в этом виновата война. В основном завсегдатаями этого бара были сербы, и большинство уехало – кто-то отправился «чистить» Сербию от хорватов и не вернулся, другие сами стали жертвами этнической чистки в Хорватии, и теперь Иван сидел в этнически «чистом» баре, хотя, разумеется, в нем было ужасно грязно из-за присутствия множества невоздержанных алкашей. После войны в Низоград приехало много боснийских хорватов, почти все высокие и худые, глядя на них, вы бы решили, что это бывшие узники концлагеря. Просто большинство выросло в горах на козьем молоке, лямблиозе, табаке и иногда туберкулезе. С другой стороны, некоторые из этих приезжих действительно пережили сербские концлагеря, например Омарску.