Иосип Новакович - День дурака

Хотя Ивану не платили стипендию, он умудрялся покрывать свои расходы благодаря брату Бруно, который тем временем успел стать инженером-электротехником. Он работал в Германии на заводе «Фольксваген» и очень прилично зарабатывал. Так что ему не составляло особого труда высылать Ивану по пятьсот марок четыре раза в год.

Ивана не мучила тоска по родным местам но тем не менее после первого курса, в середине лета, когда начались открытые столкновения сербов с хорватами, он отправился в Низоград.

Иван посетил собрание компартии, на котором Марко, его бывший учитель, изготавливавший надгробные памятники, прервал высокопарную речь мэра:

– Товарищи, хватит нести чепуху. Наши лидеры – лицемеры. Господь создал нас равными. В его глазах мы лишь былинки. Так зачем вся эта чушь? Почему некоторые орут «Я – хорват!», а другие надрываются: «Я – серб!». Какая, черт возьми, разница? Кому какое дело? Вот что я вам скажу – Богу точно дела нет.

Он продолжил читать проповедь на атеистическом коммунистическом собрании, и никто не мог его остановить. Закон строго ограничивал религию и миссионерскую деятельность пределами церкви. Религия считалась болезнью, костылем для тех, у кого не хватает смелости взглянуть в лицо правде – все мы умрем. Когда Марко сел, воцарилась тишина, которую нарушало только редкое покашливание. Над собравшимися повис густой синий дым, словно огромный венок.

Будучи кальвинистом, Иван не раз видел, как относительно смелые верующие сдерживали себя во время собраний. А тут вдруг высказался старый коммуняка, который вроде как должен быть атеистом. Религиозность Марко не удивила Ивана. Он помнил тот их разговор, когда Марко заявил, что все мы отбываем наказание за грех Адама, и наша жизнь – это труд, и только труд. Но казалось, слушатели остолбенели. Иван почувствовал гордость за их общую веру в Бога, в которого, несмотря на все философские изыскания, он все еще верил, по крайней мере в тот момент. По его телу пробежала дрожь.

После собрания Иван увидел Марко, стоявшего в тени киоска среди треска фейерверка и толпы гуляющих, поскольку дело было четвертого июля, в День независимости Югославии. Он стоял прямо, скрестив на груди руки, и своими сединами напомнил Ивану пророка Иону, ожидающего падения Ниневии.

Вместо приветствия Марко воскликнул:

– Содом и Гоморра! Все девицы бегают полуголыми, а парни даже не замечают. Что же грядет? Можно просто взять тонюсенькую тряпочку и ею прикрыться! Что за распущенность, что за безбожие!

Комментарии Марко удивили Ивана. Марко сам вылепил обнаженную женщину, Иван видел скульптуру у него в подвале.

Но Марко все-таки была присуща строгость. Когда его дочь была подростком, Марко, бывало, запирал ее в комнате, чтобы уберечь от городских «кобелей». Она сбежала, и в итоге парень обрюхатил ее после шести месяцев свободной любви. Марко, заранее предчувствовавший подобное развитие событий, читал ей нотации и ничем не облегчал участь дочери, хоть и помогал ей материально. Неразборчивость дочери больно задела его самолюбие. В конце концов он превратился в мрачного старика. Никогда не улыбался и всем своим видом выражал печаль, словно средневековый портрет. Он страдал от того, что стало с его страной и его семьей.

Когда фейерверки затрещали и озарили улицу множеством цветов. Иван увидел морщины на лице Марко, такие же выразительные, как те линии, которые он когда-то провел на рисунке Ивана, чтобы вдохнуть жизнь в деревья. Несмотря на разительные изменения во внешности учителя, тот, старый Марко, которого так ярко помнил Иван, казался сильнее. Но как же слабый Марко смог подавить сильного? Время высекало свои следы на лице Марко с таким завидным постоянством, что Иван мог сказать, просто посмотрев на его морщины, сколько прошло лет. В лице Марко чего-то не хватало. Чего именно? Недоставало плоти, но дело даже не в этом, даже если бы он потолстел, то в его лице все равно чего-то не хватало бы, не хватало бы Марко. И пусть лицо утратило энергию, она переместилась во взгляд. Но и глаза, казалось, впали, стали светлее – катаракта? – словно Марко начал превращаться в каменную плиту собственного производства.

Иван удивился и подумал: «Время – это черная магия». Время высушивает наши ткани через лимфатическую систему, пока не остаются только кожа да кости. Но и на этом время не останавливается, оно истончает кожу, лишает кости костного мозга. И под могильной плитой остается лежать лишь разбитый скелет. Марко казался Ивану вечным, как те каменные плиты, которые он делал, и теперь Иван боялся взглянуть в его разлагающееся лицо.