Илья Штемлер - Завод

По проходу шел Юрий Синьков.

— Кого я вижу! — выкрикнул Сопреев. — Никак, Юра? Наш путешественник.

Синьков подошел, поздоровался. После давней встречи в подвале Алехин-старший и Синьков избегали друг друга. Вот и сейчас Алехин с деловым видом склонился над чертежом.

— А… Юра! — Кирпотин обернулся и сдвинул очки на лоб. — Садись.

— Спасибо, дядя Саша, я постою. — Юра улыбнулся Кирпотину, словно увидел знакомого в чужом городе.

— Садись, садись! — подхватил Сопреев и подтолкнул к нему табурет. — Как там Польша-?

— Польша нормально, — доброжелательно проговорил Синьков. — Привет шлет вашему бригадиру.

— Паша, слышишь? Тебе приветики шлют! — Сопреев согнутым пальцем постучал по чертежу.

Дольше притворяться глухим было нелепо.

— Синьков, что ли? — произнес Алехин, не здороваясь. — От кого это мне приветы?

— От Анджея. Не помню фамилию. Технический руководитель в Краковском тресте.

— Мрощак.

— Да, да. Анджей Мрощак. Хороший человек.

— Ничего вроде мужик. — Алехин уперся кулаком в подбородок и прищурил глаза. — В замке был? В этом…

— Вавеле? Был.

— И на площади рыночной был?

— Был. Ее не минуешь.

— А в Закопанах?

— Возили.

— Ив шкуре, медвежьей фотографировался?

— Нет. Не хотелось.

Странный разговор. Будто отдергивали руку от горячей воды, пробуя, не остыла ли. Хотя мало кто на заводе так «болел» за свою аппаратуру, как Алехин. Он даже вел переписку с заказчиками.

— Ну а с Кириллом все в порядке? Не сотворил что-нибудь? — Зеленые зрачки алехинских глаз сузились.

— Вроде все в порядке, — Синьков усмехнулся.

Алехин кивнул и вновь уткнулся в чертежи сборки.

— Так-так… Рассказал бы еще что-нибудь. — Сопреев выдвинул ящик и внимательно его оглядел.

— А что рассказывать? Вы и без моих рассказов все знаете, Михаил Михалыч, — сказал Синьков. — Энциклопедист!

— Ты гляди! — Сопреев ухмыльнулся. — Правда, читать я люблю. Одно, говорят, мешает — голова у меня маленькая. Все не уместить.

Да, у осла голова побольше, — поддержал Синьков.

Сопреев захохотал, навалившись грудью на верстак.

Потешил ты меня! Был бы царем — озолотил.

Синьков искоса взглянул на Алехина.

— Павел Егорович, я, собственно, к вам с просьбой, — наконец обратился Юрий к бригадиру. — Сердечник барахлит. Как в прошлый раз. А месяц декабрь, сами понимаете…

— А у нас, Юрочка, тоже не январь за окном, — негромко заметил Сопреев, сдувая невидимые пылинки с верстака.

— Я же не вас прошу, Михаил Михайлович! — Синьков едва сдерживал раздражение.

— А Паша и я — одна бригада. Дело общее.

Алехин молчал.

— Что ж, извините, — Синьков поднялся.

— Погоди! — остановил его Алехин. — Куда ж ты глядел в прошлый раз, когда я с твоим прибором три дня возился?

— Я к вам, Павел Егорович, пришел с просьбой. А не упреки выслушивать.

— И он упреков не любит! — Алехин кивнул в ту сторону, где над верстаком виднелась каштановая шевелюра сына. — У тебя есть руки да голова в придачу. Или забыл наш разговор в подвале? А я помню. Так что иди-ка ты отсюда по-хорошему.

Синьков криво усмехнулся. Редко он выглядел таким растерянным. Даже новый костюм словно бы обвис на нем. Медленно повернувшись, он вышел из цеха.

Несколько минут в бригаде молчали. Первым томительную паузу прервал Сопреев.

— Ну и хитрец! Недаром за дипломом гонится, в большие люди выскочит. Испугался, что опять план завалит, так на мировую пошел.

— Перестань! — резко оборвал его Алехин.

— Ты на меня, Паша, не очень-то кричи. Я тебе вроде не сын и не жена. — Сопреев взглянул на Алехина и притих.

Кирпотин достал из ящика ветошь и принялся тщательно вытирать перепачканные маслом пальцы.

— Слышь, Паша! Надо помочь ребятишкам.

Алехин молча взял карандаш и что-то пометил в чертеже.

— Говорю, помочь надо ребятам. Неприятности у них могут быть. — Кирпотин швырнул ветошь в ведро.

— Помогай. — Алехин не поднимал головы.

— А ты?

— Я свое сказал.

Сопреев насмешливо посмотрел на Кирпотина. Но не только насмешку уловил Кирпотин в этом взгляде. Была в нем уверенность в извечном порядке вещей. Дело, конечно, не в столкновении с Синьковым — это мелочь. Главное в другом, хорошо известном ему, Сопрееву. Все в этом мире предопределено. Лишь необходимо следить за тем, чтобы своими неразумными поступками глупцы не смогли бы потревожить стройную пирамиду его, сопреевского, мироздания. Не сломать, нет. Именно потревожить. Ибо сломать им это мироздание не под силу.