Наталья Штурм - Солнце в скобках

И только одна тема их неизменно ссорила.

– При живой матери ребенок сирота! – скорбным голосом любила повторять бабушка и горестно кивала себе головой – так и есть, сирота-сиротинушка.

– Ты же говорила, что сама забрала меня у мамы? – вновь и вновь удивлялась дезинформации Вероника.

Бабушка вмиг меняла настроение и начинала злиться:

– У твоей матери всегда карьера была на первом месте! Разве есть дело до ребенка? Так и таскала бы тебя по гастролям... Народная артистка, тьфу! Тьфу, тьфу! – неизменно так кончался куций разговор о самом главном.

Уж лучше не трогать эту тему. Вероника давно поняла, но очень хотелось узнать, кто мать, где работает, почему не приезжает? Правду говорит бабушка или преувеличивает? Вероника постоянно задавала себе и бабке эти вопросы, но ответа не получила ни разу. Стойкая бабушка. Партизанка.

Но годы, недостижимые цели, невосполнимые потери и на «партизанах» сказываются. Маразм не маразм, но после смерти деда, с которым бабка прожила сорок лет, она очень переменилась.

Пришла однажды Вероника из училища и остолбенела. Бабка волосы из пучка распустила, нарядилась в ночную рубашку до пят, свечи по всей квартире зажгла и таблетки по полу рассыпала.

«С ума сошла», – решила тогда Вероника и первый раз в жизни испугалась.

А бабка стоит как привидение и глупо так хихикает. А таблетки на пол сыплет.

Кащенко, мастер-класс...

Догадалась Вероника бабушкиному врачу-невропатологу позвонить. Тот признался, что лекарства, да, выписывал, что травил – ни в какую. «Мои таблетки полезные, она же смеется – не плачет. Я тут ни при чем».

Харламор однажды про этого доктора рассказывал. К нему вся братва «поправлять» здоровье ходит. Он выписывает антидепрессанты да химию разную, а братва после волшебных таблеток всю ночь в клубах отрывается или в компании тихо глюки ловит.

Короче, все понятно с этим наркоманским доктором.

Посмотрела Вероника на хихикающую бабушку, прикинула последствия, а потом веник схватила, все таблетки в кучу сгребла и в мусорное ведро отправила.

Бабка сперва в ведро кидаться стала, кричит: «Не сметь – это мои лекарства!» Но девушка зубы сцепила, ни слова не сказала, алюминиевое ведро с «колесами» из бабкиных рук вырвала и на помойку бегом.

Спустилась на первый этаж, холод лютый опоясал, а она в спортивном костюме из вискозы. На стенах подъезда, тех, что ближе к входной двери, наледи сантиметров десять. Лед крепкий, закаленный, даже не подтаивает. На улице минус тридцать. В подъезде теплее, но все равно не дом, а ледяной дворец. Точнее, избушка.

Прислонилась Вероника лбом к ледяному валику и заплакала от бессилия. Ни матери, ни отца, да еще и бабка с ума сошла. Что ж за жизнь такая сволочная?!

Плачет, а слезы скатываются по льду и в помойное ведро падают, что под ногами стоит. Дзинь, дзинь...

Рассмеялась Вероника. Плачет и смеется:

– Помоичные слезы получились. Я, будущая звезда мирового балета, стою как тупая Снегурочка среди льда и на жизнь жалуюсь. Не будет так больше никогда. Это была минутная слабость. Вот вам всем!

Она выбросила вверх неприличный третий палец, им же вытерла дорожки от слез, подхватила помойку и больше никогда не плакала.

Выпускница хореографического училища города Хабаровска Вероника Захарова так хорошо танцевала, что педагоги решили отправить ее в Питер показаться в Мариинку. Надеяться можно было только на свой талант. По блату прима-балериной не станешь, и это знает каждый ребенок, которого в десять лет приводят в училище. Да и откуда взяться этому самому блату? Только огромное терпение, крепкие нервы, устойчивая психика, ну и, конечно, природные данные могли приблизить девочку к заветному желанию стать звездой балетной сцены. Но и это еще не все. Его величество случай, удача или везение могли неожиданно свалиться на голову, и тогда уже точно победа. Вероника верила, что именно так с нею и произойдет. Она шла к своей цели день за днем, шаг за шагом. Радость жизни – это балет, счастье в жизни – балет, а все остальное отсекается как лишнее.

Маленькую Веронику принимали в училище с единогласного согласия комиссии. Ее рассматривали и щупали, как материал для профпригодности. Чуть ли не в зубы заглядывали, словно она лошадь или собака на выставке. Но придраться было не к чему – тонкокостная, с узкой щиколоткой, высоким подъемом, невысокая хрупкая статуэточка. А еще выворотность, хороший шаг, пластичность, внутренний огонь, музыкальность и прочие важные нюансы.