Василий Аксенов: Жаль, что вас не было с нами

Вокзал хмуро высился над нами, а перед его чудовищным портиком и высоченным шпилем, перед длинными колоннадами мы казались себе маленькими и несчастными. Таксисты провожали нас ироническими взглядами.

Мы купили билеты на московский поезд и заложили свои вещи в автоматическую камеру хранения.

До отхода поезда оставалось еще часа два. Мы вспомнили, что не ели ничего с утра.

— Я не хочу в ресторан, — сказала Ирина, — просто противно подумать, как все там будут смотреть, когда мы войдем.

Я смотрел на нее — эдакая модная птичка в высоченных сапогах на тоненьком каблуке и в коротеньком пальтишке, озябшая, с красным носиком, она проявляет преданность и тонко мне сопереживает. Чудеса, да и только, подумал я и вдруг почувствовал себя счастливым, как никогда. Не думайте, что я выдумываю, все гак и было.

Мы вышли из здания вокзала и вдруг увидели под сводами колоннады, казавшейся бесконечной, высокую стойку с большой надписью над ней: «Комплексные обеды».

Вот то, что нам нужно, сказала Ирина и взяла меня за руку.

Мы взгромоздились на высокие неудобные табуретки, и ноги наши повисли в пустоте.

За стойкой орудовала запыхавшаяся тетенька, седые пряди волос свисали из-под колпака, она открывала крышки огромных кастрюль, и оттуда столбами поднимался пар, как из преисподней. Она запускала в кастрюли черпаки и как-то зло, ожесточенно выдавала на-гора порции комплексного обеда. За спиной у нее, на белых дверцах холодильника, красивыми буквами было написано: «Бульоны, соусы, компоты, кисели».

Обеды, собственно говоря, были не так уж и дешевы — 77 копеек. В комплекс входило: харчо из перловки, плов из перловки, стакан кофе с молоком. Правда, мяса было много и в плове, и в харчо, а может быть, это только нам подавальщица так удачно зачерпнула.

Мы ели с Ириной, а под ногами у нас, как и у всех других едоков, крутились собаки: породистая гончая сука с отвисшими сосками, здоровенный черный пес неизвестного происхождения и несколько маленьких шавок. Им бросали со стойки кости и стряхивали с ложек перловку. Едоки приходили и уходили, состав был текучий, и вдруг мы остались с Ириной одни за стойкой, а подавальщица застыла, окаменела, уперев свой черпак в бок.

Я посмотрел на Ирину, как она ест, она посмотрела на меня, как я ем, мы улыбнулись друг другу, я поднял голову и посмотрел вверх под своды колоннады. Колонны были не круглые, а с острыми гранями, они были очень высоки, и наверху было темно, капителей видно не было, там шла какая-то хлопотливая птичья жизнь, возня, шебуршание, трепет крыл.

Закатное солнце вдруг вырвалось из туч, и напор его был таким неожиданным и сильным, что сразу стал таять снег, образовались лужи, сверху потекло, и мы с Ириной оказались как бы за шторой из прямых звенящих струй.

Небо стремительно голубело, алело, зеленело, а в колоннаду ворвался резкий и совершенно весенний ветер.

— Киселя хочу, — сказала Ирина.

— Киселя у нас не бывает, — отрезала подавальщица.

— А если поискать? — спросил я.

— Не спорь, — остановила меня Ирина и улыбнулась подавальщице.

И та вдруг улыбнулась ей и крикнула в трубу, по которой ей сверху, из ресторанной кухни, спускали чаны с комплексным обедом:

— Витек, кисельку завари!

— У-у-р-р-ах! — пронеслось сверху по трубе.

— Сейчас будет, дочка, — сказала подавальщица Ирине. Откинув кисею весенней капели, к стойке подошли три курсанта с парусника «Витязь».

— А, вот вы где! — закричали они. — А мы вас по всему вокзалу ищем! ¦

Они уселись рядом с нами на табуреты и уставились на Ирину молодыми нахальными глазами.

— Мы в Мурманск направляемся, — сказали они, — а оттуда на Остров Свободы. Хотите с нами, уважаемая артистка Иванова?

— Можно мне с ними, Миша? — спросила Ирина.

— Он что, муж вам, этот геноссе? — спросили курсанты.

— Просто любимый человек, — ответила Ирина. Курсанты весело застучали ложками, требуя комплексного обеда.

Подавальщица, весело ухая, давала пар.

Сквозь капель прошла высокая старуха на тонких каблуках. Она была в горжетке с острой, чуть тронутой временем лисьей мордочкой.

За старухой на задних лапах шествовала вороватая скотина Рекс.

— Рекс, атанде! Алон, алон, — позвала его старуха и подошла к стойке, виляя бедрами.

— Садись, мамаша, — сказали курсанты.

— «Хоть в разлуке жить непросто, все равно люблю матроса, — напевала старуха, усаживаясь, — синеглазого матроса с голубого корабля…»

Наши собаки сразу приняли Рекса в свою компанию. Потом пришел студент-заочник, тоже уселся и занялся вырезанием профилей.