Николай Наседкин - Люпофь. Email-роман.

— Ну что, нагулялась вчера? Отдохнула от меня? Может, с кем познакомилась?

— Перестань! — не глядя ему в глаза, ответила Алина. — Ты же знаешь, я терпеть не могу этих твоих шуточек… Бродили с Ленкой по Набережной, к её знакомым в гости попали — шашлыки, пиво, диски послушали… Нормально всё!

Алексей Алексеевич уточнять детали не стал. Словно предчувствовал.

И как-то так получилось — не виделись после этого почти неделю: дела, что ли, закрутили? Общались изредка по телефону да в Инете. А 20‑го, уже после свидания (было всё о’кей — горячо и сладко!), к её традиционному поздневечернему мэйлу с благодарностью за «чудесный секс» и пожеланиями «жарких» сновидений был прицеплен файл текста под названием «91/2 часов», сопровождаемый странно-неловкими оговорками: «Высылаю тебе свой новый шедевр — теперь в прозе. Не суди строго — это ведь первый блин! Хоккей? Фантазёрка я ещё та! Мне кажется, что я вряд ли вообще когда-то напишу что-либо стоящее и настоящее, произошедшее и прочувствованное в реальности-действительности…»

Когда Алексей Алексеевич взялся читать эту «фантазию», сердце у него тут же, с первых строк-абзацев, притиснуло и давило всё сильнее и тревожнее. Да и то!

Мы были вместе девять с половиной часов. У него была своя жизнь, у меня — своя. Моя подруга Ленка с её новоиспечённым бойфрендом Андреем, я и Николай разделили это странное дачное свидание на четверых.

Как потом выбрались из этой дачи обратно в цивилизацию — история, достойная отдельной поэмы или даже саги. Главное — выбрались. Если пунктирно и точечно, то это происходило так. Редко ходящий в праздничные дни 51‑й автобус, на котором я должна была уехать… Наше с Ленкой удивление, переходящее в страх, когда до нас дошло, что сегодня мы можем не попасть домой, и ещё большее удивление мальчиков, рассчитывающих, видимо, на фантастическую ночь… Какие-то припозднившиеся знакомые-дачники наших кавалеров… И вот нас ждёт машина… Четверо на заднем сидении плюс двое на переднем — итого шесть человек, отправляющихся в двенадцать часов ночи куда-то в неизвестность…

Он всё то время, что мы с ним провели наедине во второй комнатке дачи, держал ладонь на моей груди. Мы лежали на диване, и мой голубоглазый визави всё никак не мог согреть мою грудь… А я лежала и думала, что нынче есть в моей жизни человек, который согревает, умеет согреть мою всегда прохладную грудь. Думала, что уж теперь-то, полгода назад, точно нашла своё второе крыло и наконец-то научилась летать…

Я лежала и смотрела на Николая — мальчика с глубокими голубыми глазами, чувственными пухлыми губами; на мальчика не из моей жизни. Именно это ощущение и радовало, и расстраивало — он не из моей жизни, но наши линии зачем-то пересеклись на плоскости этого дня.

Николай сжимал и гладил мою грудь. И я знала, что это была не страсть и уж тем более не любовь. Это было что-то другое. Спокойствие, особенное умиротворение… Будто меня, точно суровую нитку, просунули в ма-а-алю-ю-юсенькое ушко иголки старой швеи — Судьбы…

Я лежала и думала о невероятной случайности этого свидания. Воскресно-праздничный день по всем определениям начинался отвратно. Вот уже вторые сутки дома не работал телефон, что-то, видимо, произошло на станции. Пластмассовый говорун просто объявил мне и всем домашним бойкот, и квартира осиротела. Выходной день обрёк меня на эту раздражающую тишину.

Если бы не эта кричащая тишина в квартире, я бы сегодня не выпросила у брата сотовый и не назначила бы Ленке встречу. А она, быть может, не позвонила бы Андрею и Николаю, с которыми вчера и познакомилась. А те, в свою очередь, не пригласили бы нас на шашлыки. Вот так разматывая клубок всех этих совпадений и несовпадений, можно связать себе совсем другую жизнь.

В это утро, чувствуя Колькину сильную руку на своей груди, я знала, что мы, может, больше никогда не встретимся. За эти часы я узнала о нём много: что ему ещё нет восемнадцати, что у него на рынке своё собственное дело (он развозит по рядам горячий чай-кофе), что мечтает открыть свою собственную торговую точку по продаже сотиков, что он Козерог по знаку Зодиака…

…И почему моя грудь не согревалась?

Колькины глаза играли со мной в прятки, уходили всё время куда-то в потолок, но, когда я всё же улавливала его взгляд, чистые и тёплые глаза смотрели на меня очень нежно и вопросительно. «Я не знаю, почему моя грудь не согревается…», — отвечала я, но не ему, а самой себе, про себя.