Даниэль Кац - Как мой прадедушка на лыжах прибежал в Финляндию

— Нам выходить на следующей, — миролюбиво отозвался Беня.

Я оторвался от пальца дедушки, и он тотчас взял под козырек, затем взял меня на руки и вышел из вагона, подмигнув тому, анти-Вейсбергеру. Тот тоже понимающе мигнул в ответ.

— Как вам не стыдно, старый человек! — крикнула кондукторша нам вслед.

Мы были на улице. С войной было покончено. В Выставочном зале хор победоносной армии пел финскому народу о мире и согласии. Солистами были знаменитые Виноградов, Александров и некий коротышка Кириллов, впоследствии жених моей старшей сестры Ханны. До женитьбы у них не дошло. Дедушка повел меня на этот концерт. Он очень любил меня и хотел, чтобы я своевременно осваивался с политическими реальностями.

На сцене расположился хор Советской армии, построившись полукругом в три ряда. Первый ряд стоял на полу сцены, второй на скамеечках, третий на стульях. При исполнении «Сталинского вальса» ряды стали раскачиваться в разные стороны. Зрелище было впечатляющее, но меня взял страх.

— Сейчас они упадут со стульев, дедушка, — прошептал я и схватил его за палец.

— Советская армия никогда не ссыплется со стула, дружок, — успокоил меня дедушка, но и сам весь напрягся, ибо раскачивание убыстрялось по мере того, как убыстрялся темп музыки, стулья скрипели под тяжестью вторых басов, положение становилось угрожающим. На последних тактах маленький тенор-мордвин, крайний слева, чуть было не упал ничком, но его успели вздернуть за погоны.

Публика с облегчением вздохнула и бурно выразила свое одобрение. Добрососедские отношения крепчали.

Со своей стороны, хор продолжал их укреплять и спел финский гимн и марш жителей Пори, при исполнении которого сам президент республики с супругой и адъютантом вошли в павильон с парадного входа. Все встали и разразились неистовыми аплодисментами. Затем все снова сели. Хормейстер что-то шепнул певцам, и они начали марш сначала. Несколько замороченный президент республики со свитой снова вступили в зал, на этот раз через другую дверь.

А чтобы окончательно покорить финскую аудиторию, хор спел еще и пару русских песен, «Очи черные» и «Калинку».

— Это песня про какашки, — сказал я дедушке, когда хор затянул: «Кааа-лин-кака-лин-кака-лин…»

— Это почему же? — спросил дедушка, который слушал с большим удовольствием.

Я хотел объяснить, но тут солист Виноградов запел своим знаменитым протяжным голосом и попытался поставить новый армейский рекорд протяжности, однако ему помешали: уже через минуту люди начали багроветь, распускать галстуки и расстегивать воротнички, хватая ртом воздух. Три старые женщины — члены Народно-демократической партии — лишились чувств. Виноградов нехотя закруглился, хор грянул:

— Люли-люли-люли…

После концерта дедушка вместе со мной пробрался за сцену. Он с деловитым видом бегал туда-сюда, дул в трубу и по-приятельски разговаривал с русскими. Стоит ли еще на своем месте Исаакиевский собор? Какое жалованье у советского сержанта? Чем советский трубач отличается от царского? Беня столкнулся с толстым советским капитаном и, как бывший унтер-офицер царской армии, инстинктивно взял под козырек. Капитан остолбенел, впился в Беню испытующим взглядом, поздоровался и вопросительно посмотрел на правую руку Бени. Затем его лицо просияло, он сделал рукой тот же жест, что и Беня, похлопал Беню по спине, а потом одобрительно поднял большой палец и велел Бене подождать. Затем исчез в людской толчее.

Минуту спустя он снова вырос перед нами, сгреб меня в охапку и дал знак дедушке следовать за собой. Мы вышли вслед за ним на Ярмарочную площадь. Там он остановился, опустил меня на землю, воровато огляделся вокруг и ловким движением извлек из кармана две бутылки водки. Протянул их дедушке и сказал по-русски:

— Вот. Все идет хорошо. Тетя Плиска шлет привет. Близнецы в Горьком. Будьте здоровы. Мир и дружба!

После этого он расцеловал дедушку в обе щеки, пощекотал меня усами и исчез.

Дедушка словно в трансе смотрел на бутылки. Он был в полном недоумении и несколько минут не произносил ни слова. Мало-помалу до него стало что-то доходить. Я потерял терпение и потеребил его за рукав. Он вздрогнул:

— Что такое? У меня нет тетушки ни в Горьком, ни где-либо еще. Я не знаю никаких близнецов.

— Пошли домой, — сказал я, хватая его за палец.

— Постой, — сказал он и вырвал палец. С минуту он задумчиво рассматривал его. Затем его лицо расплылось в ухмылке. — Сынок, ты знаешь, для чего служит этот палец? — лукаво спросил он.