Мирча Элиаде - Под тенью лилии (сборник)

— Что происходит? — громким шепотом спросил он. — Хозяйка дома заперлась у себя, вы заперлись у Санды, младшая девочка вообще куда-то пропала… Что происходит?

— Да я и сам толком не знаю что, — устало ответил Егор. — Знаю одно: мы с Сандой обручились. Я люблю ее и хочу забрать отсюда как можно скорее…

Г-н Назарие слушал, ломая пальцы.

— Я боюсь за нее, за ее жизнь, — понизив голос, добавил Егор. — От этих маньяков всего можно ждать — они и задушить способны…

Г-н Назарие прекрасно понимал, что Егор лукавит, что отнюдь не безумие г-жи Моску держит его в страхе. Но все же одобрительно закивал головой.

— Вы очень хорошо сделали, что обручились, — сказал он. — Это кладет конец всем недомолвкам. Теперь никто не посмеет ничего сказать.

Егор не сумел сдержать нетерпеливого жеста.

— Обручиться-то обручились, но она лежит в обмороке, — глухо сказал он. — Уже полчаса она лежит в обмороке, и я не смог привести ее в чувство. Ума не приложу, что делать!..

Он зашагал по гостиной, дымя сигаретой.

— Нам надо бежать отсюда, пока еще не поздно. Но сначала ее должен посмотреть доктор… Где доктор?

— Пошел на охоту, — виновато ответил г-н Назарие. — Сразу после обеда и пошел. Я ничего не знал. Только что узнал от экономки… Правда, к вечеру обещал вернуться…

Егор опустился на стул, докурил в молчании.

— Я запер ее на ключ, — резко сказал он, порывшись в карманах и с победоносным видом предъявляя профессору ключ.

«И у него тоже нехороший блеск в глазах, — подумал г-н Назарие. — Как бы он чего не натворил…»

— Разве что они попробуют через окно, — продолжал Егор, глядя в пустоту. — Особенно сейчас, когда скоро закат.

— И что вы намерены делать? — спросил г-н Назарие.

Егор усмехнулся, как бы колеблясь, раскрывать ли до конца свой замысел.

— Пойду поищу Симину, — сказал он наконец. — Кажется, я знаю, где может прятаться маленькая колдунья…

— Надеюсь, вы не будете воевать с ребенком, — предупредил г-н Назарие. — Я хочу сказать, надеюсь, вы ей ничего не сделаете…

Егор рывком поднялся и взял профессора под руку.

— Вы знаете, где комната Санды? — спросил он, торжественно передавая профессору ключ. — Я попрошу вас охранять ее до моего возвращения. Запритесь на ключ изнутри… Я боюсь их, — шепотом добавил он. — Как подумаю, что так надолго оставил ее одну…

Они вместе вышли из гостиной, и Егор проводил профессора до комнаты Санды. Дом как будто вымер: ни одной живой души, ни малейшего шума. Шторы на окнах были опущены, как в летний полдень, отчего тишина угнетала еще сильнее.

— Ждите меня и, кроме меня, не открывайте никому, что бы ни случилось, — наказал Егор, отпирая дверь.

Г-н Назарие, волнуясь, вошел. На первый взгляд, серьезных перемен в комнате не произошло. Санда по-прежнему спала глубоким сном — таким глубоким, что дыхания не было слышно.

Егор направился прямиком в старый каретный сарай. В быстро тускнеющем свете из подслеповатых окошек разыскал рыдван девицы Кристины и принялся его осматривать. Рыдван был старый, источенный дождями, с покоробленными сиденьями. Симины там не оказалось. «Спряталась», — подумал Егор, постоял в сомнении несколько минут, прикидывая, где ее искать.

Когда он вышел из сарая, солнце уже тонуло за кромкой поля. «Вот-вот стемнеет, — с тревожным чувством подумал Егор. — Налетит комарье…»

Решительно не зная, куда идти, он задумчивым шагом побрел наугад к дворовым постройкам. Ни один человек не попался ему по дороге. И это безлюдье, когда кругом дома и всякое хозяйственное обзаведение, выглядело особенно зловещим. Люди, казалось, все побросали и спешно снялись с места — причем совсем недавно. Тут и там — кострища, зола и недогоревший хворост, тряпки, забытые глиняные горшки, навоз и рассыпанное зерно. Тишина тоже свидетельствовала о полном запустении. Ни квохтанья кур, ни собачьего лая.

Он поравнялся со входом в подземелье. В первый день по приезде Санда привела его сюда с целой ватагой веселых гостей, показала каменные ступени времен Тудора Владимиреску [18] Тудор Владимиреску (1780–1821) — предводитель народного восстания 1821 года в румынских княжествах. и замурованную нишу в глубине, где какой-то их предок безвылазно скрывался три недели и куда верный слуга приносил ему по ночам крынку молока и калач, передавая их через брешь в стене, которую они тоже осмотрели. Сколько воды утекло с того теплого и ясного осеннего дня, когда у Санды лукаво блестели глаза, когда своды подземелья звенели от молодых голосов… Целая вечность отделила его от этой счастливой поры — а прошли-то, подумать только, всего считанные дни.