Анна Матвеева: Звездная болезнь

Наконец шторы открываются, клиент вываливается из комнаты (не хочу смотреть на его лицо). Наташа утомленно улыбается.

- Мой отец приезжал, - говорит она.

- Он тебя видел здесь?

- Конечно, нет, он думает, я подрабатываю официанткой. Вечером.

- Слушай, бросай ты это дело. - Я каждый день говорю одно и то же.

Новый клиент приближается к витрине.

Эвтаназия двулика - можно ввести больному смертельную дозу обезболивающего, а можно прекратить лечение, поддерживающее жизнь. Смерть в широком ассортименте.

Утренний Амстердам похож на себя вечерний примерно так же, как похожи два брата с разными привычками - один гуляет по ночным клубам, другой - убежденный вегетарианец, не курит травы, не пьет спиртного. И бегает по утрам.

Идиллия сонных каналов, утки - будто шашки на гладкой доске воды.

Я приковываю велосипед к столбику рядом с домом Аноры. Она уже проснулась, если вообще спала.

- Почитай мне про Гарольда.

Я беру книгу:

"Аббат Вальдгэма тяжело вздохнул, сраженный вестью,

Что саксов вождь, король Гарольд, при Гастингсе пал с честью".

- Пал с честью, - усмехается Анора. - Реклама эвтаназии. Умри достойно.

- Анора, о чем ты?

- Я умираю, - сказала Анора. - Я знаю, что умираю, и ты это знаешь, и Корделия, и доктор. Не надо считать меня дурой. Давай про Гарольда.

Я рассказываю Аноре все, что успела узнать о короле Гарольде, герое ее любимой баллады. Есть даже такой смайлик - >> - >. Я рисую его на салфетке - в доме на канале Сингел нет компьютера.

- Знаешь, - говорит Анора, - вот ты мне в прошлый раз говорила, что Гарольд весь был покрыт татуировками, тогда это считалось модным. Получается, опознать его мог любой воин, не обращаясь за помощью к посторонним. Значит, не надо было звать прекрасную Эдит, справились бы и без нее...

В "Декларации об эвтаназии", выпущенной Конгрегацией вероучения в 1980 году, говорится, что "под словом "эвтаназия" подразумевается всякое действие или, наоборот, бездействие, которое, по своей сути или намерению, приводит к смерти, имеющей целью устранение боли и страдания".

Эвтаназия похожа на аборт.

Вечером я снова обхожу стороной наркоманов, снова стучусь к Наташе, но нам не удается поговорить - клиенты стоят под ее окном плотной очередью, как за сапогами в советский универмаг. Я вывожу велосипед на дорожку, но тут меня догоняет Корделия.

- Марина, я хочу познакомить тебя с одним человеком, это важно для Аноры. Минейр, позвольте вам представить...

Он называет имя - Хорст Яндль. Он уже заглянул за тридцать лет, но такие мужчины выглядят все лучше и лучше с каждым годом. Хорст красив, но он немец, и это его главный недостаток. В Нидерландах не любят немцев, и только Корделия пытается быть выше предрассудков. Она делает вид, что не задумывается о происхождении Хорста, - как многие из нас делают вид, будто не замечают запах чужого пота.

- Хорст - лучший специалист по эвтаназии, владелец частной клиники, - жарко шепчет мне Анора по пути в бар.

Хорст элегантно швартует мой велосипед, открывает дамам дверь. Зачем я согласилась пойти с ними?

Два часа долгого и обстоятельного мучения. Уговоры. Картины страшных болей Аноры (как будто я о них не знаю - это я плачу вместе с ней, я, а не Корделия). Хорст предлагает свою помощь, мне надо всего лишь уговорить Анору. Деликатно, разумеется. Он научит меня, как это сделать... Существуют особые методы.

- Меня она слушать не станет, - объясняет Корделия.

Это правда.

Люди, которые решаются на эвтаназию, должны подписать целую кучу документов. Они обязаны знать, что их пожелание будет выполнено только в том случае, если болезнь неизлечима, а боль терпеть невозможно. Боль Аноры не созидательна, как предродовые муки, она не сообщает ей, что в организме нечто разладилось, - это просто боль, в чистом и бессмысленном виде. За нею - только смерть.

- Тебе, правда, нравятся мои фильмы? - спрашивает Анора. Она умирает, но спрашивает о фильмах. Актриса.

- Конечно, Анора, ты же знаешь, я всегда любила тебя и люблю.

- Я думала об эвтаназии.

- Не надо тратить время на такие мысли.

Она умирает. Из женщины, которая скоро умрет, она превращается в умирающую женщину. Хорст Яндль трижды звонил мне, Корделия караулит на выходе, но я не пущу никого из них в комнату, пока все не закончится.

Я закрываю Аноре глаза.

Под тоскливыми взглядами наркоманов уезжает метадоновый автобус. Большинство этих наркоманов не доживет до весны.

- Моя хозяйка умерла, - говорю я Наташе.