Владимир Найдин - Реанимация Записки врача

Я подозреваю, что и жена Тамуся внесла свою лепту. Вспоминается чудесный фильм «Тридцать три», когда Травкин-Леонов на «Чайке» перед полетом на Марс едет посоветоваться с женой. Получает мокрым полотенцем по морде и обреченно (облегченно) докладывает: «Семья согласна!» Думаю, что здесь было что-то похожее.

В общем, он остался. Но начал писать стихи. Они у него получались совершенно цирковыми и очень искренними — с нелепыми выкрутасами. Левку обвиняли в графоманстве, отмахивались (я, увы, в том числе), а он писал их и писал. Ночью. У него была бессонница. Тематика стихов была широкая и разнообразная — на смерть Листьева и футбол одноногих инвалидов, события у Белого дома и нежность к жене. Вот послушайте:

Немного коряво и нескладно, но чувства, чувства каковы! А еще в своих стихах он устраивал всякие цирковые штучки: акростих, монорим, омфоним, слова-перевертыши. От этой словесной акробатики сама поэзия абсолютно увядала, но он этого не замечал и радовался вообще всякому словесному разнообразию.

Еще он любил делать из пластилина различные акробатические пирамиды. Сначала из проволочек мастерил каркас, а потом одевал его желтым, синим, красным пластилином. Его персонажи делали стойки на руках и голове, горизонтальные висы — «крокодилы», мостики и арабески. Иногда целыми ночами лепил. Чтоб не страдать от бессонницы. Сейчас в Гудаутах есть целый музей этих фигурок. Их более ста. Как музей мадам Тюссо. Он фотографировал эти композиции, а на обороте писал «стишата» (его выражение):

Хоть это звучит банально, но он действительно приносил увечным детям радость, крылья, надежду. Это дорогого стоит. Сам он был сказочно бескорыстен и непрактичен. Целый вечер трясся на «уазике» по горным дорогам, старика-инсультника консультировал. «Устал как собака, но хорошо заработал! Подарили пятьдесят рублей». Увидев на моем лице крайнее удивление, оправдывался: «Мы же в Абхазии. У нас на эти деньги можно курицу купить, сулугуни, зелень и еще на домашнее вино останется. Мы люди не гордые, на целую неделю еды хватит». Иной уровень жизни.

Они с Тамусей вырастили двоих детей. Сын — инженер, уехал в Москву. Живет трудной жизнью. Дочь стала врачом-невропатологом. Очень работящая и живучая. В маленьком городке под Саратовом скооперировалась еще с двумя врачами и кормят поросенка. Осенью забивают его и имеют на зиму мясо. На три врачебные семьи. Саратовским депутатам в Думе и Совете Федерации, включая губернатора, забыл его фамилию, такое и не снилось. Там миллионы и защита чести и достоинства от журналюг. А здесь задашь болтушку поросенку между утренним и вечерним обходом — и порядок. Все сыты. Доктор еще успевает смотаться в Саратов, на курсы усовершенствования врачей. На специализацию — эпилепсия. Или — Альцгеймер. В самый раз. Смеется, когда рассказывает. Левка часто к ней приезжал. Внучат обучал акробатике.

А потом начались удары судьбы. Жестокие и несправедливые. Лев был к ним не готов. А кто к ним может быть готов? Я? Вы, мой читатель? Не знаю, не знаю. Нелепо, трагически погиб старший внук. Семья у сына распалась. Он записался в Чернобыль. Ликвидатором. Облучился. Вторая группа инвалидности. Согнулся, но не сломался.

Левины гены, наверно, помогли. Ремонтирует машины, пестует огород, доит коз, молоко отдает двум-трем подшефным ребятишкам. Увечным, бедным, но веселым и обнадеженным. Он их тоже акробатикой потчует. Как и отец, считает ее универсальным лекарством.

Однако это «универсальное» лекарство имело и обратную сторону медали. У Левки начали разрушаться и болеть коленные суставы. Это участь всех акробатов-прыгунов. Человеческие коленки рассчитаны на многие тысячи сгибаний-разгибаний, даже на сотни тысяч. Сколько раз человек встанет-сядет, сделает шаги вперед, вверх и вниз по лестницам и пригоркам, прокатится на лыжах и коньках-роликах и тому подобное. Ну, еще немного попрыгает через лужу или вверх — от избытка чувств. Но когда он прыгает через райкомовский лимузин или вертит сальто на ходулях, то, извините, скромный и простой коленный сустав долго не вытерпит, он хочет смягчить эти зверские жесткие удары и начинает страдать. Сохнет в нем смазка, откладываются соли, истончаются хрящи и связки. Сустав скрипит, болит и распухает. Болит так, как будто в него насыпали толченое стекло, как будто налили кипятку.