Но есть в их поведении одна «закавыка», одна особенность. Получив хороший уровень восстановления, они начинают считать, что эти достижения есть результат только их тренировок, гениальных приспособлений, терпения и даже таланта. И уверовав в собственную одаренность и этот самый выдающийся талант, они пытаются убедить других пострадавших людей следовать только их путем. И никак не иначе. А у тех — совсем другая история поражения, гораздо более тяжелая и сложная. Иногда вообще ничего общего.
И посмотрев на лихие взмахивания ног и смелые кульбиты «умельцев» (Красов, лежа на спине, даже выделывал нечто похожее на брейк-данс), они прекрасно понимают, что повторить эти движения невозможно по определению. А когда эти показы еще сопровождаются нравоучениями типа: «Делай как я и не иначе!.. Вы — лентяи, охламоны, бездельники, берите пример с меня!» — становится совсем нестерпимо.
Конечно, среди спинальников, как и среди обычных людей, есть и лентяи, и охламоны, но их не больше и не меньше, чем среди остальных. Хотя, безусловно, есть и просто сломленные люди. Сломленные своим несчастьем, тоской, необратимостью ситуации. Но много и очень сильных, упорных и мужественных. И сейчас они есть. Они работают как одержимые, преодолевают боль, слабость, неудачи. Однако глубина поражения так велика, что успехи ничтожны, а прибавка в здоровье почти незаметна. Проходят дни, месяцы и годы, а «воз и ныне там». Тут любой дрогнет. Попробуйте так неистово заниматься, тратить море сил, пота, слез, эмоций и времени — а результата почти не видно.
И еще одна сложность — родственники, и в первую очередь жена (или муж, если она спинальница). Мать и отец — с ними все понятно. Они не выдадут и не смоются аккуратненько. За редким исключением. А вот мужья и жены — большая проблема.
Но вот у Валентина она благополучно разрешилась, у него был крепкий тыл. Мать и новая жена вполне прилично ладили и дружно помогали ему сражаться с судьбой. Он был накормлен, чист, опрятен. Все механизмы — коляска, тутора, машина — содержались отлично. За этим следила жена, она тоже была каким-то технарем. И еще — педантом.
Помню такую картину: Валентина в летном комбинезоне мужа возится с мотором «Волги». Комбинезон ей велик, пузырится на коленках и на попе. Капот машины поднят, она продувает насосом карбюратор. Валентин из кабины покрикивает: «Резче, шибче качай! Пах, пах! Напирай!» Жена молча наваливается на рукоятку насоса и страстно его дергает своей могучей рукой. Крупная женщина. Поршень вообще вылетает из насоса, рукоятка надламывается. «Вот бог дал силенку, — восхищается Валентин, — тащи другой агрегат!»
Жена смущенно улыбается, сопит, вытирает руки, нос ветошью и идет в гараж за другим насосом. Красота!
Потом меня зовут обедать. Подают те знаменитые киргизские манты. Ольга Афанасьевна приготовила по всем правилам. Душистые, ароматные, держу их за пупочку сверху, аж слюни текут. Валентин эдак с подковыркой спрашивает: «Рюмочку, конечно, нельзя? Повредит здоровью?» На что я важно отвечаю словами чеховского доктора: «При мне можно. Но без меня! Ни в коем случае!» (Потом в рассказе доктор с племянником напиваются в стельку.) У Чехова часто встречаются пьющие доктора. Это жизненно и понятно. Мы выпиваем рюмашку — одну, вторую, третью. И останавливаемся. Даже под прикрытием сытных и могучих мантов — достаточно. Валя розовеет, мелкие капли пота выступают на лбу, на крыльях носа. Чаще поднимаются дыбом волосы — его прямо на кресле-коляске жена отвозит в соседнюю комнату, «на свидание с уткой», шутит горьковато Валентин.
Я тоже розовею и покрываюсь испариной, водка с мантами — бодрящая смесь. Получается, что я «пьянствую водку» с пациентом? Формально, конечно, нехорошо. Но по жизни, как теперь говорят, нормально. Кроме того, человек он незаурядный — сильный, волевой, могучий. Учиться и учиться его стойкости. Вот я и учусь. В разных аспектах.
Потом пьем крепкий душистый чай и размышляем о Валиных перспективах. Они, мягко говоря, туманны. Прошло уже три года после травмы. Травматический процесс закончился, кровоиз- лияние в спинной мозг преобразилось в кисту и рубец, с которыми что-либо поделать практически невозможно. Остаются какие-то компенсаторные возможности — тренировать те мышцы, которые меньше всего пострадали и могут взять на себя часть нагрузки.
Все это я объясняю Валентину, осторожно подбирая слова, чтоб совсем не утопить его веру и надежду хоть в какое-то улучшение. Однако сам в этот прогресс верю слабо. И он, конечно, по интонации прекрасно чувствует мою неуверенность. Улыбается и говорит: «Ладно, Львович, успокойся, замнем для ясности. Лучше мне подскажи упражнения для равновесия. Это я делаю с удовольствием».
Читать дальше