Лора Белоиван - Чемоданный роман

Тогда, в первую нашу встречу с Хирумицу, Костя мог и не переводить — все было ясно и без его вмешательства. Но он переводил. «Этого не может быть», «Это неправда», — говорил Костя, и чувствовалось, какое садомазохистское удовольствие доставляет ему тот факт, что господин Хирумицу не верит ни единому моему слову.

— Это совсем неправильно, — сказал Костя, краснея и почти проваливаясь от удовольствия сквозь пол ресторана гостиницы «Гавань» — нам подали совершенно ужасающее морское ассорти. Это ассорти было скомпоновано из крабов, гребешка и креветок, не более недели назад сваренных бережливыми работниками тамошней кухни, увенчавших композицию горкой совершенно каменной лососевой икры.

Никогда не водите японцев в ресторан гостиницы «Гавань», слышите? Никогда. Там очень шаткие стулья. Например, недоверчивый Хирумицу чуть не сделал кульбит, когда в очередной раз взялся за меч, для чего ему пришлось сместить центр тяжести — и стул под ним опасно покачнулся, а спинка издала предупредительный выстрел в воздух.

Хирумицу спросил меня о способах легализации машин, угнанных в Японии и привезенных в Россию. Он спросил, а я ответила. Нормальное дело. Но после моего ответа стул Хирумицу выстрелил, а Костя едва не испытал оргазм. Он сказал, что этого не может быть — и перевел, почему именно. Выслушав изнемогающего Костю, я от изумления очень резко откинулась на спинку своего стула. Так между мной и Хирумицу произошла перестрелка, а после нее воцарился худой мир, который, как известно, лучше, чем самая добрая ссора. Но сперва у нас состоялся примерно такой диалог:

— Я понимаю, что можно сделать фальшивые документы, — сказал Хирумицу-сан, — но ведь на двигателе есть номер?

— Номер с двигателя обычно сбивают еще в Японии, — ответила я, немного удивившись наивности журналиста, работавшего, по словам Кости, в Афганистане и еще в какой-то не сильно гуманитарной стране.

Костя перевел, а Хирумицу открыл стрельбу.

— Этого не может быть, — простонал Костя сквозь участившееся дыхание.

— Почему? — Я съела креветку и почувствовала свою перед нею вину: таких стареньких не едят, таких стареньких относят на гору Нараяма.

Хирумицу тем временем что-то отвечал.

— Потому что если сбить с двигателя номер, двигатель поломается, и машина никуда не поедет, — прошептал Костя и закрыл глаза.

Что мне оставалось делать? Я взяла с блюда еще одну креветку, а затем бабахнула из стула. А могла бы просто тихонько сойти с ума.

Тишина была убита окончанием перевода:

— Хирумицу-сан считает, что вы недостаточно хорошо владеете темой, — сказал Костя уже почти нормальным голосом и закурил сигарету.

После этих слов я могла совершить несколько действий на выбор:

1) встать, попрощаться и уйти;

2) встать и уйти не прощаясь;

3) начать стрелять очередями, но стул был способен лишь на одиночные выстрелы;

4) показать Хирумицу какую-нибудь глупость руками;

5) остаться сидеть на месте, широко открыв рот;

6) попытаться спасти ситуацию, а вместе с нею — ускользающий заработок.

Я решила, что буду бороться за гонорар.

Не то чтобы я владела темой достаточно хорошо. Я владела ею замечательно. Я и не могла владеть ею как-то иначе, потому что (но как было сказать об этом Хирумицу?) специфика города В. еще в начале девяностых была такова, что и я, и бывший муж, и практически все мои друзья, и друзья моих друзей, и друзья друзей друзей так или иначе хотя бы вскользь занимались торговлей японскими машинами, часть из которых — увы и ах — была нормально угнана с территории этой благословенной в своей наивности страны. Правда, к угонам приложили руку совсем другие люди, но что это меняет? — начало начал всегда и везде отягощено криминальной аурой, зато потом служит благотворительным целям и пополняет ряды налогоплательщиков.

— Хорошо, — сказала я, проглотив наконец креветку, — хорошо. Завтра у нас в расписании — интервью с Интерполом в 10 утра, а завтрак в 8-30. Завтрак переносится на обед, а обед — на ужин. Ужин отменяется. Костя, ты переводишь? — От приятного ужаса Костя снова начал было возбуждаться, но я сделала вид, что не обратила на это внимание: — Скажи ему, что завтра в восемь мы едем в автомастерскую, где ремонтируют ихние тачки. Я хочу — скажи ему, — чтоб у Хирумицу-сан немного прояснилось сознание. Ты перевел? Спасибо.

Вечер у меня был очень продуктивным. Расставшись с Костей, Хирумицу и молчаливым оператором Токадо, я ехала домой, злая и серьезно струсившая. Я вдруг усомнилась в технической возможности удаления с двигателя металлической планки с номером: нет ничего более абстрактно-тревожного, чем чужая убежденность в чем-то конкретном.