Пауло Коэльо - Алеф

– Мы должны быть всегда готовы к нападению противника, равно как и к тому, чтобы взглянуть в глаза смерти, ибо смерть порой освещает нам путь.

Речи Уэсибы – кладезь мудрости для тех, кто решил встать на Путь Мира. Выбранное Яо изречение как нельзя лучше подходит к тому, что мне довелось пережить накануне, когда Хиляль спала в моих объятиях, и ее смерть осветила мой путь.

Может ли быть, чтобы Яо перемещался в параллельном мире и ощущал некую связь с тем, что происходит со мной? Я говорил с ним чаще, чем с любым из пассажиров нашего вагона (у нас были очень важные разговоры с Хиляль, однако день ото дня она становится все молчаливей), и я по-прежнему почти ничего о нем не знаю. Я даже не уверен, что ему хоть как-то помогли слова о том, что наши возлюбленные не уходят от нас, но переходят в другое измерение. Похоже, он по-прежнему постоянно думает о жене, и лучшее, что я могу для него сделать, это порекомендовать отличного медиума, который живет в Лондоне. С ним Яо найдет все ответы и получит подтверждение моих слов о бесконечности времени.

Мое решение пересечь Азию на поезде было спонтанным, но я нисколько не сомневаюсь, что у каждого из нас есть веские причины находиться здесь, в Иркутске. Такое бывает, когда случайных попутчиков объединяет прошлая жизнь и общее стремление от нее освободиться.

Хиляль танцует с молодым человеком своих лет. Она немного переборщила с выпивкой, и теперь у нее игривое настроение. Несколько раз она подходила ко мне посетовать, что не взяла с собой инструмент. И правда жаль. Все эти люди достойны того, чтобы для них сыграла первая скрипка одной из лучших консерваторий России.

Дородная певица покидает сцену, но ансамбль продолжает играть, а публика, подскакивая на месте, кричит: «Калашников! Калашников!» Какой-нибудь прохожий, не знакомый с творчеством Горана Бреговича, мог бы подумать, что здесь проходит вечеринка террористов.

Хиляль и ее партнер держат друг друга в объятиях и, похоже, вот-вот начнут целоваться. Мои попутчики явно решили, что я весьма этим удручен. А по-моему, это здорово. Вот бы она встретила того единственного мужчину, который может сделать ее счастливой и не заставит бросить карьеру, который будет обнимать ее на закате и разожжет священный огонь всякий раз, когда ей понадобится помощь. Она это заслужила.

– Я мог бы вылечить болячки на вашем теле, – предлагает Яо, который тоже смотрит на танцующих. – Китайской медицине известно, как это сделать.

Но я-то знаю, что это невозможно.

– Они меня не так уж беспокоят. То пропадают, то снова появляются. Но вообще-то нуммулярная экзема не лечится.

– Китайцы верят, что такие отметины появляются у солдат, которые в прошлой жизни горели в огне битвы.

Я улыбаюсь, Яо улыбается в ответ. Интересно, понимает ли он, о чем говорит. Мои отметины – память о том застенке. Такие же отметины были на руке у французского писателя, каким я был в одном из прежних воплощений. Нуммулярными их называют, потому что они действительно похожи на римские монеты – или на ожоги от горящих углей.

Музыка стихает, наступает время идти на ужин. Я приглашаю партнера Хиляль присоединиться. Пусть он станет одним из избранных мной читателей.

Хиляль удивлена:

– Но вы ведь уже выбрали других людей.

– Ну, для одного место всегда найдется, – замечаю я.

– Это не так. Жизнь – не поезд с бесплатными билетами в бесчисленные вагоны.

Молодой человек не вполне понимает, о чем речь, хотя и чувствует, что происходит что-то странное. Он благодарит за приглашение и сообщает, что на ужин его ждут дома. Я решаю немного развлечься.

– Вы читали Маяковского?

– Нет. В школе его больше не проходят. Он был официальным советским поэтом.

Так-то оно так, но в его возрасте я любил стихи Маяковского и даже читал немного о его жизни.

К нам подходят встревоженные издатели. Они боятся, что я устрою сцену ревности, но первое впечатление, как часто случается в жизни, оказывается обманчивым.

– Он влюбился в танцовщицу, жену своего издателя, – вдохновенно повествую я. – Эта страсть заставила его на время забыть о политике и сделала его поэзию чуть более человечной. И хотя Маяковский всегда менял имена у своих героинь, издатель прекрасно понимал, что в стихах говорится о его жене, но не переставал его печатать. А женщина любила и своего мужа, и Маяковского. В конце концов они нашли выход: стали жить втроем, и все были счастливы.

– Я люблю своего мужа и вас, – лукаво улыбается редакторша. – Почему бы вам не переехать в Россию?