Пауло Коэльо - Алеф

– Вместо того чтобы обратиться к мести, которая едва ли стала бы адекватным наказанием, отец убитого предпочел сеять мудрость и знание; его школа просуществовала более двухсот лет, – говорит Самиль.

Несмотря на мое перемещение во времени, я не пропустил ни одного его слова.

– Вот именно.

– Ты о чем? – спрашивает жена.

– Я в пути. Я начинаю понимать. Во всем этом есть смысл.

Меня охватывает восторг, который смущает нашего спутника.

– Что говорит ислам о реинкарнации? – спрашиваю я.

Самиль выглядит растерянным.

– Понятия не имею, – признается он. – Я же не богослов.

Я прошу его узнать ответ на мой вопрос. Самиль берет мобильный и начинает обзванивать своих знакомых. Мы с женой заходим в бар и заказываем очень крепкий кофе. Мы оба устали, и нас ждет ужин из морепродуктов, а теперь нам следует держаться, чтобы не съесть ничего лишнего.

– У меня сейчас было дежа вю, – говорю я.

– Время от времени такое бывает у всех. Не обязательно быть магом, чтобы испытать подобное, – подтрунивает надо мной Кристина.

Разумеется, это так. Но дежа вю – нечто большее, чем краткий и ничего не значащий миг нашей жизни, о котором мы позабыли, а потом внезапно вспомнили. Это знак того, что время никуда не уходит. Это словно скачок в некий прежний опыт, который непрерывно повторяется.

Самиль куда-то запропастился.

– Когда мы осматривали дворец, я на долю секунды перенесся в прошлое. Я уверен, это случилось в тот момент, когда Самиль говорил о том, что вина за преступление лежит не только на преступнике, но на всех тех, кто создает условия, при которых преступление становится возможным. В 1982 году, когда мы только познакомились с Ж., он говорил мне, что я как-то связан с его отцом. С тех пор он никогда не возвращался к тому разговору, и я забыл о нем. Но несколько мгновений назад я видел его отца. И теперь понимаю, что он имел в виду.

– В той жизни, о которой ты мне рассказывал?..

– Да. Во времена испанской инквизиции.

– Та жизнь давно прошла. Зачем терзать себя из-за какой-то древней истории?

– Я не терзаюсь. Я давно понял: чтобы исцелить раны, надо найти в себе мужество их рассмотреть. Я научился прощать себя и исправлять свои ошибки. Но понимаешь, это путешествие как гигантская головоломка, и я только-только успел разобрать ее по кусочкам; любовь, ненависть, жертва, прощение, радость и печаль. Вот зачем мы здесь. Я чувствую себя много лучше, словно и в самом деле отправился на поиски собственной души и своего царства вместо того чтобы сидеть на месте и ныть, что учение не идет мне впрок. Я пока не обрел своего царства, потому что не все понимаю, но когда это свершится, истина сделает меня свободным.

Самиль возвращается с книгой. Усевшись за столик, он раскладывает перед нами свои записи и бережно переворачивает страницы, бормоча что-то по-арабски.

– Я поговорил с тремя знающими людьми, – наконец сообщает Самиль. – Двое заверили меня, что после смерти все мы попадем прямо в рай. А третий посоветовал обратиться к нескольким стихам Корана.

Я вижу, что он взволнован.

– Вот первая: 2:28. «Вы были мертвыми, и Он оживил вас, потом Он умертвит вас, потом оживит, потом к Нему вы будете возвращены». Боюсь, я плохой переводчик, но смысл именно таков.

Самиль энергично перелистывает священную книгу и переводит следующий стих, 2:154:

– «Не говорите о тех, кто принес себя Всевышнему: “Они мертвы!” Нет, они живы, хоть и невидимы для вас».

– Вот оно!

– Здесь есть и другие стихи. Но если честно, от этой темы мне как-то не по себе. Давайте я лучше покажу вам Тунис.

– Того, что вы прочли, вполне достаточно. Люди не уходят, мы всегда пребываем здесь, между прошлым и будущим. Между прочим, в Библии есть похожие слова. В одном месте Иисус говорит об Иоанне Крестителе: «Он (Креститель) – Илия, который должен прийти». Если постараться, можно припомнить и другие цитаты на ту же тему, – говорю я.

Самиль начинает рассказывать легенду о возведении города, и я понимаю, что пора вставать и идти дальше осматривать его достопримечательности.

Над воротами древней городской стены есть фонарь, и Самиль объясняет:

– Считается, что отсюда пошла известная арабская поговорка: «Свет от фонаря падает только на чужеземца».

Что ж, поговорка на редкость актуальная. Самиль мечтает стать писателем и борется за признание у себя в стране, где признают как раз меня, писателя из Бразилии.

Я вспоминаю, что у нас есть похожая пословица: «Нет пророка в своем отечестве». Мы обычно ценим то, что пришло издалека, и редко обращаем внимание на красоту вокруг нас.