Германию я упомянула лишь потому, что в схватке с нею очень уж явно проявилась ценность догмы. Догматический спор может долго идти где-то в глубине, и мы его не заметим, пока он не выйдет на поверхность. Когда все более или менее согласны, что считать добром, что - злом, кажется, что догма несущественна. Мы настолько к этому привыкли, что нас не пугает вопрос: "Если Бог мне не Отец, почему я должен верить, что люди мне братья?" Занятная точка зрения, подумаем мы, но это ведь так, игра ума, послеобеденные споры. А вот если кто-нибудь перенесет это в практику, содрогнутся самые основы нашей жизни. Корочка этики, казалось бы - такая прочная, треснет, и мы увидим, что лишь утлый мостик был переброшен через бездну, разделяющую догмы, несовместимые, как огонь и вода.
Здесь, в этом собрании, я могу положиться на то, что понятия о добре и зле у нас одинаковые. Как бы мы им ни изменяли, мы готовы, если бросят вызов, воскликнуть вместе с рыцарями Роланда: Paiens unt tort e Chretiens unt dreit [10] Язычники не правы, а христиане правы (ст.-франц.)
.
И вот я говорю: по меньшей мере, бессмысленно рассуждать о христианской нравственности, если мы не можем подкрепить ее христианским богословием. Неправда, что догма ничего не значит; она значит очень много. Опасно думать, что христианство лежит в области чувств.
Прежде всего, оно так, а не иначе объясняет жизнь и мироздание. Мы выдаем за него простые, прекраснодушные, приятные чаяния, тогда как перед нами - трудное, требовательное, необычайно реалистичное учение. Ни в коем случае нельзя считать, что все мы его, в общем, знаем. Нет; в этой христианской стране едва ли один из сотни отдаленно представляет, чему учит Церковь, когда говорит о Боге, о человеке, о Богочеловеке. Если вам кажется, что я преувеличила, спросите армейских капелланов. Кроме ничтожного (и спорного) процента разумных, зрячих христиан им приходится иметь дело с тремя типами людей. Есть честные язычники, чьи представления о христианстве сводятся к обрывкам библейских историй и суеверной чепухе. Есть невежественные христиане, сочетающие сентиментальность с расплывчато-гуманной этикой; чаще всего они - анонимные ариане. [11] Или адапционисты, сказать трудно - они не формулируют своих теорий.
Наконец, есть более или менее обученные люди, которые знают все о разводе, или исповеди, или причащении под двумя видами, но перед атеистом в духе Маркса или агностиком в духе Уэллса почувствуют себя не лучше, чем мальчик с рогаткой - перед танком. В богословском отношении у нас царит полный хаос. Религиозная терпимость быстро переродилась в безумие и безнадежность. Радости от этого мало, и многие, особенно те, кто молод, ищут какой-нибудь веры, которой могли бы предаться целиком.
Вот бы Церкви этим и воспользоваться, такой удобной ситуации не было века два. Соперники ее - гуманизм, разумный эгоизм, механический прогресс - явно рухнули; противостояние науки оказалось мнимым; старый добрый принцип "все едино" совершенно дискредитирован. Личное благочестие уже не поможет. В опасности -все общество, вся его структура, и надо убедить думающих людей в том, что спасение теснейшим образом связано с догмами христианства.
Это трудно. Множество христиан - и миряне, и священство - от богословия отмахиваются. Нас долго убежда-" ли, что оно неважно, и мы не задумываемся над тем, есть ли какой-то смысл в "религии без богословия". Чего бы мне это ни стоило, я скажу: с христианскими Церквами так мало считаются не потому, что они фанатично держатся за догмы, а потому, что они от этих догм бежали. Авторитет сохранили одни католики, именно потому, что богословие лежит у них в основе учительства. Кому-то из нас оно не нравится, но не в том суть. Римская Церковь, в отличие от Англиканской, - сообщество, держащееся догмами. Поэтому с ней считаются, ее почитают.
Если мы хотим, чтобы общество стало христианским, мы должны христианству учить, а это совершенно невозможно сделать, обходя христианские догмы. Сейчас я предложу вам несколько догм, которые особенно важны в наше время; забытых или непонятых догм, на которых стоит все то, что спасает нас от хаоса.
Повторю, без догмы не обойтись, иначе христианство превратится в пустые, хотя и приятные мечтания.
Д-р Селби, возглавлявший когда-то Мэнсфилд-колледж, рассуждает в "Спектейторе" об армии и Церкви. Один из абзацев его статьи объяснит, почему нам не удается воздействовать на жизнь обычных людей.
"...Христианскому единству угрожает новый догматизм, в кальвинистской ли, в томистской ли форме. Беда в том, что догмы, как бы ни бьши они интересны богослову, не имеют никакого отношения к жизни и к мыслям обычного человека. Он совершенно теряется перед церковными ссорами и теми богословскими различиями, которые лежат в их основе".
Читать дальше