Admin - Торжество возвышенного

— Одна как перст…

Я спокойно сказал ей:

— Одна? Не думай, что ты чем-то лучше меня. Одно происхождение, одна жизнь, один финал…

Она посмотрела на меня взглядом, полным ненависти и презрения, и ушла в свою комнату под мой громкий хохот.

Я смотрел ей в спину через горы арахиса, семечек, кукурузных хлопьев и гороха, насыпанных вдоль прилавка. Что за жизнь, которая проходит без радости, в угаре ненависти! Возвращение сына и его успех должны вдохнуть в нее жизнь и вернуть утраченные в горести годы.

Я весел, Халима хранит напускное молчание. Сархан аль-Хиляли спрашивает:

— Где Тарик и Тахия?

Салем аль-Агруди:

— Да, опасный расклад карт…

Я говорю сквозь смех:

— Потрясающие новости, Сархан-бей. Мой ненормальный сын женился на Тахии!

За столом разразились хохотом. Исмаил сказал:

— Видно, твой сын настоящий артист.

Аль-Хиляли переспросил:

— Малыш?!

Шельби вступил:

— Свадьба сезона!

Исмаил добавил:

— Вы найдете Тарика, бродящим в пустыне, как Меджнун!

За столом еще раз прокатилась волна смеха. Сархан произнес, подчеркивая каждое слово:

— Но Халима не разделяет этой радости.

Халима ответила, не отрываясь от приготовления напитков:

— Халима в трауре.

— Кто знает? Может на его долю выпадет счастье, которое нам не ведомо…

Салем аль-Агруди заступился:

— Тахия хорошая женщина, несмотря ни на что…

Я повторил, заливаясь громким смехом:

— Несмотря ни на что?!

Халима горестно произнесла:

— Сегодня счастье выпадает только дуракам.

Сархан спросил:

— Он продолжает пытаться писать пьесы?

Халима ответила:

— Конечно…

Улыбаясь, он сказал:

— Великолепно! Живя с Тахией, он наберется полезного опыта!

Потом я был занят сбором денег, смакуя первый вечер, когда никто не шпионил за мной.

Жена ищет сына, а я сижу в лавке один. Интересно, какой конец придуман для нее в пьесе? Я забыл спросить об этом. Сидим ли мы в тюрьме, когда опускается занавес? Или в лавке? И покупатели идут один за другим. Эти люди не догадываются, как я их ненавижу, как они мне противны. Лицемеры. Творят то же, что и мы, только молятся по расписанию. Я — лучше их. Я свободен, я — сын эпохи, в которой не правили ни религия, ни этикет. Меня осаждают в этой лавке толпы лицемеров. Любой мужчина и любая женщина — подобны государству. Поэтому вы сидите в сточных водах и толкаетесь в очередях, а на вас изливают громкие речи. Мой сын морочит мне голову своими молчаливыми проповедями, а затем совершает предательство и убийство. Если бы от опиума мне было легче — всё бы ничего… Почему добрачные дни так обманчивы? Зачем нашептывают нам о сладости, которой не существует?

— Я так благодарен дядюшке Ахмеду Бургулю за свое огромное счастье.

— Не преувеличивай.

— Халима… Как счастлив тот, чье сердце не бьется напрасно, в небытии!

Ее улыбка раскрылась, словно молодой цветок жасмина. Куда исчезла эта сладость? Ох, если бы просто взять и перенестись во времени! В моем никчемном существовании есть место для наивности, и иногда приятно оплакивать прошлое. Карама, которого больше нет, и Халиму, которая больше не с нами.

Жена возвращается. Она вошла и села, не поздоровавшись. Она ничего не ответила, ничего не сказала. В глазах ее спокойствие. Что ей стало известно? Без сомнения, у нее хорошая новость, и ей жалко поделиться со мной. Свинья. Если бы случилось что плохое, она с порога швырнула бы мне это в лицо. Вернулся Аббас? Спросить? Прошло время, прежде чем она сказала:

— Мы приглашены на спектакль…

Она протянула мне отпечатанную программку. Мои глаза остановились на строке « драматург Аббас Юнес ». Меня охватила гордость. Я спросил:

— Пойдем?

— Что за вопрос!

— Может быть, нам не понравится видеть самих себя…

— Нам нужно посмотреть спектакль Аббаса.

Я промолчал. Она сказала:

— Сердце подсказывает мне, что автор должен появиться.

— Кто знает?

— Сердце знает.

Мы отправились, стараясь выглядеть как можно лучше. Я надел выходной костюм, а Халима взяла напрокат у Умм Хани платье и пальто. Нас встретили хорошо. Халима сказала:

— Но я не вижу автора.

Сархан аль-Хиляли ответил:

— Он не пришел. Я же говорил тебе, все в порядке.

Значит, она встречалась с ним, и он ей о чем-то рассказал. Было еще рано, и мы пошли навестить дядюшку Ахмеда Бургуля. Он подал нам — за счет заведения — два сэндвича и два стакана чая. Сказал, смеясь: