Туве Янссон - Женщина, одолжившая память

Отложив в сторону цветы, завернутые в целлофан, она неотрывно разглядывала Стеллу, все тем же блеклым пристальным взглядом, взгляд не изменился, но лицо несколько отяжелело. Все тот же настойчивый голос. Стены по-прежнему были покрыты белой известью, но все остальное в этой очень маленькой комнате было новое и чужое, нагромождение мебели, ламп, безделушек, драпировок… Было слишком тепло. Стелла сняла плащ. Изменившаяся комната пугала ее, комната как бы сжалась и снова выросла, словно молодой кустарник на сплошной вырубке.

— Садись же, — сказала Ванда, — что тебе предложить? Вермут? Или красное вино, обычно в те времена я подавала вам красное вино и спагетти! Постоянно красное вино и спагетти! Значит, ты наконец вернулась. Сколько лет прошло с тех пор… нет, не будем считать. Ну да, теперь ты — здесь. А сколько открыток я тебе написала… Но ты только и делаешь, что исчезаешь, великая художница исчезает в великом Молчании. Вот так-то!

— Но, конечно же, я писала, — возразила Стелла. — Довольно долго. Но от тебя не было ни слуху ни духу…

— Милая Стелла, не обращай на это внимание, не думай об этом, забудем обо всем… Теперь ты снова здесь. Как тебе моя милая берлога? Мала и без претензий, но уютна, не правда ли? А главное, атмосфера.

— Очень красиво. А сколько красивой мебели. — Стелла закрыла глаза, чтобы вспомнить свою мастерскую. Вот там была скамья, там стоял верстак, все эти ящики из-под сахара… И незашторенное окно, выходившее во двор.

— Ты устала? — спросила Ванда. — У тебя ужасно усталый вид. Круги под глазами. Но теперь, вернувшись из большого мира, ты можешь немного отдохнуть и успокоиться.

Стелла сказала:

— Я попыталась вспомнить мастерскую. Здесь так счастливо жилось! Подумать только, семь лет молодости! Ванда, сколько времени, собственно говоря, длится молодость?

Ванда ответила довольно резко:

— У тебя — слишком долго, Звездоглазка [3] Героиня известной одноименной сказки финляндского писателя Сакариаса Топелиуса (1818–1898). . Да, мы называли тебя Звездоглазка, красиво, не правда ли? Ты была так наивна и верила всему, что тебе говорили. Чему угодно!

Стелла подошла к окну, отдернула драпировки и посмотрела на серый, совершенно обычный, но по-прежнему чарующий двор со всеми его окнами и вдруг вспомнила: «Здесь я стояла с Себастьяном. Мы смотрели вдаль за все эти крыши. И дальше — через гавань, и еще дальше — через море, через весь мир, которым мы будем владеть, за который будем бороться и побеждать. О, это окно!» Она обернулась к Ванде:

— Ты сказала, что я верила чему угодно. Но ведь было столько всего, во что можно было верить, разве не так? И вероятно, стоило в это верить, разве не так?

Опустились сумерки, и Ванда зажгла все свои лампы под шелковыми абажурами. Она сказала:

— Тебе было весело в этой комнате, не правда ли? Тебе было весело семь лет, вплоть до самого последнего праздника, моего прощального праздника. Помнишь его?

— Помню ли я его! Мы произносили ужасно высокие слова, мы были так глубокомысленны! Кажется, это было в июне, и солнце взошло в два часа ночи. И тогда я залезла на стол и воскликнула: «Да здравствует солнце!» А русский, который сидел под столом и пел… откуда он, собственно говоря, взялся?

— Русский? Он был один из тех, кто постоянно водил с вами компанию… ведь вы были такие жалкие. А вас было много, слишком много! Но я разрешала всем приходить. Приводи их с собой, — говорила я, — приводи их непременно с собой. Таковы мои принципы. Уж если праздник, то с большим размахом! Вас было двадцать два человека, двадцать два. Я сосчитала вас. Это был один из лучших праздников, которые я устраивала в честь своих друзей.

Стелла сказала:

— Что ты имеешь в виду? Ведь это был мой праздник?

— Ну да, ну да, если тебе так хочется, я устроила для тебя прощальный прием, так что некоторым образом это был и твой праздник. А потом ты уехала утренним поездом.

«Да… Утренним поездом, — подумала Стелла. — Себастьян провожал меня к поезду. Какое было чудесное летнее утро… Он обещал приехать следом за мной, как только выяснит все относительно своей стипендии и как только я найду для нас мастерскую, или комнату, дешевую гостиницу, все, что угодно, где мы смогли бы работать… У него редко бывало постоянное жилье, я должна была послать свой адрес Ванде… „Прощай, любимый, береги себя!“ И поезд загудел и ринулся в далекий мир».

— Стелла! Не думай об этом моем празднике. Но ты, верно, помнишь, что это я жила здесь. Да, я жила здесь. Будь честна, разве не я жила здесь? Ну да, ты сама видишь. — Ванда положила свою руку на руку Стеллы и ласково продолжала: — Забавно, до чего обманчива бывает память. Но об этом не стоит беспокоиться, это — абсолютно естественно. Ты и сейчас такая же желанная гостья, как и в те времена. Ты всегда была готова помочь, ты помогала мне всем, чем могла, чистила лук и выносила помойное ведро… И принимала участие во всем происходившем, ты была наша милая бедная Звездоглазка… Погоди немного, лифт…