Дмитрий Правдин - Записки из арабской тюрьмы

— Ахмед, а ты где так хорошо по-русски говорить научился? — задал я вопрос переводчику, воспользовавшись «занятостью» следователя.

— А я в Питере учился, правда давно, двадцать лет назад, — душевно улыбаясь, ответил Ахмед.

— О, а я в Питере живу! А ты где учился?

— В институте физкультуры имени Лесгафта.

— А жил где?

— На Петроградке, комнату там снимал, хорошее было время, — мечтательно произнес переводчик и снова улыбнулся.

— А сейчас в полиции служишь?

— Служу!

Больше спросить не успел, так как господин Салах обратил на меня взгляд.

— Значит, вы хотели меня видеть? — устами Ахмеда сказал следователь.

— Да, хотел! У меня к вам масса вопросов. Вот целый список составил! — для убедительности я продемонстрировал этот самый список.

— Все вопросы потом. Для начала сообщаю, что все обвинения относительно убийства вами Натальи сняты. Вас больше никто в убийстве не обвиняет. Следствие показало, что смерть наступила от заболевания.

— Да мне никто и не предъявлял никаких обвинений, вы ж сказали, что…

— Не перебивай! — оборвал меня на полуслове переводчик. — Слушай, следователь что говорит.

— Ну, раз обвинения сняты, я могу быть свободным?

— Нет, на ее теле обнаружены синяки, они не являются, конечно, причиной смерти, но у нас есть статья за нанесения побоев. Вам переквалифицировали статью «убийство» на «побои».

— Что за бред! Какие побои? Я ж объяснял, что она поскользнулась и упала в бассейне. Или что, она заявление на меня написала, что просит привлечь за синяки?

— Нет, по нашему законодательству заявление не обязательно писать в таких случаях. Есть синяк — можно заводить дело.

— Да мне насрать на ваши гребаные законы! — вспылил я. — Сначала вы без суда и следствия засунули меня в тюрягу, к вашим мерзавцам-уголовникам, без всякого причем обвинения. Потом только узнаю, что убийство на меня вешаете, мол, печень у нее разорвана! Хотя там с самого начала никаким разрывом и не пахло! Там воздушная эмболия была! А чего ты не переводишь?

— А что, я ругань буду переводить, — удивился переводчик.

— Нет, бранные слова не переводи. Остальное-то доведи до следака.

Ахмед что-то торопливо перевел. Салах посмотрел на свой мизинец.

— Ну, все! Разговор окончен!

— Подожди! Как это окончен? Я ж еще ничего не сказал!

— Если у вас есть какие-то свои мысли, то изложите все на бумаге.

— Но я могу только на русском написать.

— Пишите на русском, потом переведут и приобщат к делу.

— Так меня сейчас куда?

— Как куда? Обратно в тюрьму!

— Но раз сняты обвинения в убийстве, то почему в тюрьму?

— Но синяки-то остались, — переводчик широко улыбнулся и от себя добавил: — Да сознайся и дело с концом.

— В чем я должен сознаться, если я ее не бил, она САМА упала в бассейне! И тем более на смерть синяки не повлияли.

— Да ладно, — весело сообщил переводчик, — она же с тобой была, с тобой! Значит, сознавайся.

— Да, логика железная у ваших следователей.

— Да ты радуйся! У нас за убийство минимальный срок 20 лет, а могут и пожизненный дать. А за побои условно дают, если в первый раз, ну максимум год.

— Ахмед, ты не понимаешь, они время тянут! Своих выгораживают! Ты же анатомию, физиологию учил, должен знать, что такое эмболия?

— О, когда это было? Я уж и забыл все.

— Ну, давай, я буду говорить, а ты переводи! Нужно, чтоб он понял про эмболию.

Но следователь уже, нажав невидимую кнопку под столом, вызвал конвоира. Сильная мужская рука тяжело легла мне на плечо. Я встал, конвоир стал подталкивать к выходу.

— Самахни, инежем вахэд дакыка (извините, можно еще одну минуту)? — произнес я.

Следователь удивленно посмотрел на меня, когда я заговорил по-арабски, и кивнул головой охраннику, мол, тормозни, пусть скажет.

— Послушайте, я шесть месяцев ждал этого разговора, а вы даже не захотели меня выслушать! — торопливо начал я на родном языке. — Но так же нельзя! Мы меньше десяти минут разговаривали!

— Все! Разговор окончен! — через переводчика с раздражением в голосе заявил следователь. — Все, что хотите добавить, пишите на русском, мы переведем, да поторопитесь, завтра ваше дело передаем в Дейру. Пишите, чтоб приобщить к вашему делу!

— Когда в Дейре будут рассматривать, сколько у меня времени?

— Думаю, месяц есть! Все, разговор окончен, — еще раз произнес господин Салах и кивнул конвоиру, чтоб выводил меня.

— И последнее, господин Салах, передайте мне, пожалуйста, копию протокола вскрытия!