Дмитрий Правдин - Записки из арабской тюрьмы

Остается еще опасность, что родственники без моего ведома могут захотеть организовать повторное вскрытие, но надо убедить их этого не делать. А для этого надо убедить консула, что я убийца и им все ясно, дело только за приговором.

Уже вернувшись в Россию, убедился, что так оно и было. Родственников убедили не делать повторного вскрытия, объяснив, что и так все понятно, мол, убил он ее, доказательств выше крыши, зачем мертвых тревожить? Все!

Только я вот не согласен! Получается, из меня сделали козла отпущения, а истинные виновные наказания избежали!

Теперь, когда мне раскрыли глаза, стало понятно, почему никто не обращал внимание на то, КАК умерла Наташа, не проводил следственный эксперимент и не вел следственных действий.

Возможно, если бы наш консул с первого дня моего ареста проявил кипучую деятельность, то результат был бы иным. А если б еще и привлекли нашего российского доктора, попросили б кого-нибудь из хирургов наших поприсутствовать при вскрытии, их в Тунисе предостаточно, тем более что произошло оно на четвертый день гибели Натальи, то тунисские эскулапы вряд ли бы отвертелись.

Я понимал, что прямых доказательств вины тунисской стороны на руках у меня нет и вряд ли будут. Если, конечно, доктора Усаму не замучает совесть, и он не пойдет в полицию с чистосердечным признанием. Хотя вряд ли ему дадут совершить такой благородный поступок, если даже он очень захочет, уж слишком много народу в этом деле «замазано».

Ситуация сложная, но надо искать выход, а он обязательно должен быть, нужно только суметь его увидеть. Для начала неплохо бы поговорить со следователем. Но на его порядочность полагаться не приходилось, после того, как он «до конца месяца» отправил меня в тюрьму, доверия к нему не было. Но он на тот момент располагал реальной властью и одним росчерком пера мог освободить меня из-под стражи.

Почти три недели я пробыл в новой камере, за это время полностью восстановился, третий день, как начал восстанавливать физическую форму. Вставал до утренней молитвы, пока все спали, отжимался, приседал, подтягивался на вещевых полках, благо на них здесь никто не спал. За время голодовки и восстановительного периода мышцы значительно атрофировались, поэтому физическую нагрузку давал минимальную. После зарядки обливался холодной водой, далее будил Мухаммеда на молитву.

За это время уже хорошо освоился, выучил и не путал больше имена сокамерников. Три раза в неделю ходил в школу, где стал показывать неплохие результаты. Вел дневник и оформлял словарь. Начал заниматься с Мухаммедом русским языком. На удивление, он оказался башковитым малым и через три недели уже знал сотню слов и выучил алфавит. Я сравнивал его с собой и думал, что если б мне так давался арабский, то можно было бы и в школу не ходить.

Наверно, у всех арабов есть какая-то генетическая предрасположенность к языкам. Иначе чем объяснить их знание двух и более языков?

Я старался найти себе какое-нибудь дело, чтоб хоть на время отвлечься от грустных мыслей. Когда шел в новую тюрьму на занятия, то часто по пути встречал моршеда, и каждый раз я напоминал ему, что жду свидания со следователем. И каждый раз он мне отвечал, что вот-вот меня отвезут к нему. Однажды я не выдержал и заявил, если до первого февраля не отвезут на допрос, то начну новую голодовку!

Две с лишним недели я провел в седьмой камере, но ни разу еще не выходил на прогулку. 15 января решил, что достаточно окреп и пора выходить в «люди».

Первая прогулка на новом месте мне хорошо врезалась в память, что и дату запомнил.

Летом, после памятной драки малолеток, я не знал, куда подевали смутьянов. На самом деле мне было наплевать, что с ними стало, просто их рожи перестали мелькать во время прогулок, и я забыл об ж существовании. А как оказалось, их всех раскидали по другим камерам на «перевоспитание».

Большая часть, около 20 человек, юных подонков попала в первую. Там их немного «причесали», но еще не до конца. «Детство» у них в одном месте пока «играло».

Дворик был идентичен тому, что приходилось наблюдать и раньше, только народу побольше. Но из-за проклятых малолеток нельзя было спокойно ни стоять, ни ходить. Они все время были в движении, создавая из своих тел некое подобие броуновского. Не стояли на месте, все время бегали, толкали друг друга, щипали. Им было весело!

Вот вышел первый раз на новом месте на прогулку, а тут с ходу какой-то мелкий недоносок меня, пробегая, плечом задел, да все бы ничего, но в этом месте ребра сломанные еще побаливали. Сделал ему замечание, а он нет, чтоб извиниться, так развернулся, сделал страшную физиономию и на меня попер как танк. Честно говоря, немного расслабился в «семерке», там контингент другой совсем сидел, все вопросы без мордобоя старались решать. Рано расслабился! Тюрьма не дом отдыха!