Габриэль Маркес - Жить, чтобы рассказывать о жизни

Другая реальность, далекая этой, меня вынуждала быть критиком кино. Никогда мне не приходило в голову, что я мог бы быть им, но в театре «Олимпия» дона Антонио Даконте в Аракатаке и затем в бродячей школе Альваро Сепеды я усмотрел основу, чтобы писать статьи кинематографического направления с точкой зрения более полезной, чем общепринятая до тех пор в Колумбии. Эрнесто Волкенинг, великий немецкий писатель и литературный критик, находящийся в Боготе, начиная с Мировой войны, транслировал по Национальному радио комментарии к премьерным лентам, но он ограничивался профессиональной аудиторией. Были и другие превосходные комментаторы, но непостоянные, вокруг каталонского книготорговца Луиса Висенса, находящегося в Боготе, начиная с испанской войны. Именно он создал первый клуб любителей кино в соучастии с художником Энрике Грау и критиком Эрнандо Сальседо и стараниями журналистки Глории Валенсии де Кастаньо Кастильо, которая имела удостоверение номер один. В стране было огромное множество зрителей знаменитых остросюжетных фильмов и слезных драм, но качественное кино было ограничено кругом образованных любителей, и прокатчики каждый раз подвергали себя меньшему риску с фильмами, которые держались три дня на афишах. Извлечение новых зрителей из этой безликой толпы предполагало педагогику сложную, но возможную, чтобы породить аудиторию, склонную к качественным фильмам, и помочь прокатчикам, которые желали, но не могли финансировать эти фильмы. Самым большим вредом было то, что прокатчики держали прессу под угрозой отменить киноанонсы, которые были основными доходами для газет, в качестве мести за враждебную критику. «Эль Эспектадор» был первым, кто взял на себя риск, и мне поручили задание комментировать премьеры недели больше в качестве элементарного руководства для любителей, чем как епископальный просмотр. Мера предосторожности, принятая по всеобщему согласию, была в том, чтобы я носил всегда свой пригласительный как доказательство того, что я хожу на сеанс с билетом, купленным в кассе.

Первые статьи успокоили прокатчиков, потому что комментировали образцовые фильмы французского кино. Среди них «Пуччини», пространное обобщение жизни великого музыканта; «Это — любовь», которая была хорошо рассказанной историей о певице Грейс Мур, и «Праздник Энрикеты», мирная комедия Жана Деланнуа. Предприниматели, которые встречали нас на выходе из кинотеатра, выражали свое удовлетворение нашими критическими статьями. Альваро Сепедо, напротив, разбудил меня в шесть часов утра из Барранкильи, когда узнал о моей дерзости.

— Как тебе пришло в голову разбирать фильмы без моего разрешения, черт возьми?! — крикнул он мне по телефону, умирая со смеху. — Будучи таким безмозглым, как ты, в сфере кино!

Он стал моим постоянным помощником, конечно, несмотря на то что никогда не был согласен с мыслью о том, что речь идет не о создании школы, а об ориентировании простой непросвещенной публики. Медовый месяц с предпринимателями также не был таким сладким, как мы думали вначале. Когда мы столкнулись с чистым и простым коммерческим кино, даже самые понятливые стали сетовать на жестокость наших комментариев. Эдуардо Саламея и Гильермо Кано достаточно ловко отвлекали их по телефону до конца апреля, пока один прокатчик в убранстве лидера не обвинил нас в открытом письме в том, что мы запугиваем зрителей, чтобы нанести вред интересам прокатчиков. Мне показалось, что суть проблемы состояла в том, что автор письма не знал значения слова «запугивать». Но тем не менее я почувствовал себя на грани поражения, потому что не верил в возможность того, что в растущем кризисе, в котором находилась газета, дон Габриэль Кано откажется от рекламных объявлений о кино из-за чисто эстетического удовольствия. В тот же день, когда было получено письмо, он созвал своих детей и Улисса на срочное совещание и сказал по факту, что раздел мертв и похоронен. Однако, проходя мимо моего письменного стола после собрания, дон Габриэль мне сказал, не уточняя темы, с лукавством дедушки: — Будь спокоен, тезка.

На следующий день в разделе «День за днем» появился ответ продюсеру, написанный Гильермо Кано в преднамеренно назидательном стиле, финал которого сказал все: «Не запугивается публика, ни в коем случае не наносится вред ничьим интересам при публикации в прессе кинематографической критики, серьезной и ответственной, которая понемногу равняется на критику других стран и нарушает старые и пагубные правила непомерного восхваления хорошего, похожего на плохое». Это было не единственное письмо и не единственный наш ответ. Бюрократы от кино брали нас на абордаж кислой рекламой, и мы получали противоречивые письма наших сбитых с толку читателей. Но все было бесполезно: колонка выживала до тех пор, пока критика кино не перестала быть случайной в стране и не превратилась в рутину в прессе и на радио.