Скотт Брэдфилд - Хорошая плохая девчонка

2. Ты начинаешь наслаждаться каждым моментом бытия и ценить маленькие радости каждого дня, например кашу на завтрак или залетевшую к тебе в окно божью коровку. Эта вера в красоту жизни по-настоящему излечивает твою душу, что особенно полезно, потому что ты не являешься и никогда не была христианкой.

3. Впервые за всю свою жизнь ты начинаешь думать вслух. И вот что ты думаешь: я хороший человек, который не сделал в жизни ничего плохого, кроме разве что некоторых незначительных вещей, совершенных по имеющимся на то причинам.

4. Смертная казнь за преступления, которых ты не совершала, открывает тебе глаза на несправедливость американской системы правосудия, на что когда-нибудь обратят внимание в «Книжном клубе Опры» или в каком-нибудь телевизионном сериале.

5. И наконец, когда все узнают правду о несправедливости американской системы правосудия, это навсегда изменит американское общество и спасет бессчетное количество американских жизней, и тогда окажется, что твои страдания были не напрасны и что своей смертью ты доказала больше, чем смогла бы доказать за целую жизнь. Тогда все вокруг начнут гордиться тобой, даже те, кто никогда тобой не гордился, например папа (который к тому времени уже выйдет из комы), и тетя Алиса, и твой неизвестный благодетель, и что важнее всего…

— 32

Я думаю, слезы иногда полезны, потому что они высвобождают твой мозг от всех отравляющих веществ, появляющихся в твоем организме из-за стресса или ночных кошмаров.

— 31

Сегодня опять приходил профессор Реджинальд, но я не стала делать вид, будто его не замечаю и не стала прогонять его, а поговорила с ним начистоту. Не как пациент с доктором или осужденный с полицейским, а как со своим другом.

Я думаю, именно этого он всегда и хотел.

— Я хочу, чтобы она гордилась мной, профессор Реджинальд. Я хочу, чтобы она знала, что я по-своему ее любила и не хотела с ней расставаться ни на минуту. Я хочу, чтобы она осознала, что мир потому населен плохими людьми, совершающими по отношению друг к другу ужасные вещи, что в детстве их никто не учил отделять хорошее от плохого, а потом всю оставшуюся жизнь их постоянно обманывали средства массовой информации.

Иногда профессор Реджинальд смотрит на меня так, будто сейчас расплачется. Он такой чувствительный, этот профессор Реджинальд.

— Я боюсь, что моя дочь поверит во всю эту ложь, раздуваемую средствами массовой информации, профессор Реджинальд. Она может поверить в то, что у нее плохая наследственность, и в голове у нее будут постоянно крутиться сигналы типа «ты не на своем месте», «ты не существуешь», «ты не можешь быть счастлива», и когда я думаю, что это может случиться с моей малышкой, то хочу кричать что есть мочи, хочу исцарапать кому-нибудь лицо. Вы слушаете меня, профессор Реджинальд? Пожалуйста, послушайте меня, мне нужна ваша помощь. Мне непременно нужно выбраться отсюда. Мне нужно убедиться, что моя малышка в порядке. Пожалуйста, профессор Реджинальд. Пожалуйста, посмотрите на меня. Не отворачивайтесь, профессор Реджинальд. А то у меня создается такое ощущение, не знаю… Как будто я ничего не значу. Как будто бы не существую.

Где-то вдалеке раздается плач маленькой девочки, эхом отдающийся по бетонным коридорам. Чью-то дочку принесли на свидание к матери. Ей не разрешают поцеловать через прутья решетки маму на прощанье.

Я считаю секунды про себя. Может быть, профессор Реджинальд уже никогда не будет моим. Семь. Восемь. Девять.

Десять.

Затем он поднимает голову, и я снова могу дышать. Все будет хорошо.

— Дэлайла, — говорит он, — ты сделаешь все, о чем я тебя попрошу? У нас очень мало времени, но я очень хочу тебе помочь. Я не могу спать по ночам, малышка. Я все время о тебе думаю.

Профессор Реджинальд плачет, съежившись на стуле и исходя конвульсиями, как некто, связанный веревкой и уже частично выпотрошенный, он знает, что умрет и что ты не сжалишься над ним, в этом уже нет никакого секрета. Во время пыток ты притворяешься, что можешь сжалиться, но на самом деле у тебя нет ни малейшего намерения быть милосердной. Милосердие существует только для неудачников. Милосердие присуще только таким людишкам, как они сами.

Профессор Реджинальд. Такой чистый и такой свободный.

Я тоже хочу ему помочь.

— Когда мы страдаем от одиночества, — говорю я ему, — не так уж важно, кого именно мы любим. Важно только то, что мы любим всем сердцем. И что мы готовы пожертвовать всем для этого человека, особенно своим телом. Пожалуйста, помогите мне любить вас, профессор Реджинальд. И помогите мне любить мою бедную потерянную малышку.